Наконец четвертый портрет, последний, – то была весна ее души. Портрет, должно быть, закончен незадолго перед тем, как его автор отправился в вечную зиму, откуда уже не рассчитывал вернуться. На нем Хоуп снова стояла посреди моря луговых цветов – прекрасная женщина, пробуждающаяся для любви, расцветающая желанием… Портрет был столь же интимным, сколь и дерзким. Она смотрела прямо на сверкающее солнце, зная, что оно тоже видит ее. Она была готова отдаться его ласкам, она ждала его прикосновений, – весенний цветок, жаждущий ощутить его пламя, его жар.
И она услышала голос.
Неужели это он стоял у нее за спиной и признавался ей в любви? Но Хоуп знала, что такого не могло быть. Этот низкий, глубокий, полный нежности голос не мог прозвучать в реальности; скорее, то было отражение ее желаний, фантом, порожденный ее сознанием, галлюцинация, вызванная усталостью.
Хоуп повернулась к призрачному видению, тонкому как паутина, боясь и одновременно желая увидеть дорогой для нее мираж…
– Виктор? Почему ты здесь?
Вопрос ее словно повис в воздухе.
– Почему – значения не имеет. – Голос Виктора звучал тихо и нежно. – Значение имеет только то, что эти портреты написаны влюбленным человеком.
– Он не виновен, Виктор.
– Я верю тебе. Если я могу чем-нибудь помочь…
Виктор пожал плечами и улыбнулся печальной улыбкой, напомнившей Хоуп другое время. Тогда он тоже предложил ей помощь и утешение, но Хоуп несправедливо отвергла его попытку поддержать ее в день смерти матери на Черной Горе.
Теперь, в этот сочельник, в доме, священном для них обоих, она должна была исправить ошибку.
– Спасибо, – прошептала Хоуп.
– Это не пустые слова, верь мне. Я действительно сделаю все, что в моих силах.
– Знаю, – ответила Хоуп тихо.
Теперь наконец она могла поверить ему.
Глава 28
Черная Гора Сочельник
Виктор Тесье всю свою жизнь провел на сцене, и по всему миру люди приходили в восторг от его игры. Но главным для него были не они, а музыка. Он являлся ее проводником, пытавшимся, и иногда не без успеха, передать ее очарование слушателям. Просто ему повезло, и судьба благословила его волшебным даром.
На этот раз его аудитория была немногочисленной. Сидя рядом с Кассандрой, Чейзом и Хоуп, он чувствовал себя несколько скованным – ему было не по себе, хотя обстановка казалась самой подходящей. Все здесь выглядело красиво, уютно и празднично. В камине гостиной весело потрескивали дрова, над которыми вздымались оранжевые языки пламени, а от зажженных в стеклянных призмах свечей распространялся аромат лавра.
– Обычно я не говорю много о себе, – начал Виктор свою исповедь, – но Кассандра считает, что вам следует кое-что узнать.
– Все верно, – отозвалась Кассандра, – это действительно необходимо.
Виктор внимательно посмотрел на очаровательную женщину, дирижировавшую сегодняшним концертом.
Он рассказал Кассандре о себе так много, что об остальном она догадалась сама. Но в его признаниях остался пропуск, некая туманная часть, которую Кассандра надеялась услышать сегодня в присутствии Чейза и Хоуп и которая, как она считала, была очень важна.
– Что ж, – Виктор повернулся к Чейзу, – я расскажу свою часть этой истории. Помнишь, мой мальчик, когда мы обсуждали с тобой, стоит ли разделить имение…
– Да, тогда я сказал, что гран-пер, возможно, не одобрил бы этого, но по крайней мере понял бы. Гран-пер знал, что тебя что-то преследует, не дает тебе покоя. Какая-то тайна, связанная с этой долиной. Это и его мучило тоже.
– И он никогда не говорил тебе, что это?
– Нет, – ответил Чейз. – Я думаю, гран-пер решил, что только ты можешь поделиться с кем бы то ни было этой тайной, если пожелаешь.
– Так вот, – тихо сказал Виктор, – тайна состоит в том, что у меня был сын.
– И он умер, как наша дочь, – прошептала Кассандра.
Виктор удивленно посмотрел на нее; оказывается, ее память сохранила гораздо больше, чем он предполагал.
– Оба младенца родились недоношенными – ваша дочь и мой сын. Оба были слишком крошечными, слишком хрупкими, чтобы выжить. Мы ничего не могли поделать – только дотронуться до них, поговорить с ними и молиться за них. А когда они умерли, мы умерли вместе с ними.
– Тогда вы сказали мне, чтобы я не повторяла ошибок, которые уже сделала… – Выражение лица Кассандры стало задумчивым, ее кожа казалась золотистой в неровном свете горящего в камине огня. – А еще вы сказали, чтобы я не боялась любить и рисковать, не боялась испытать боль. Вот почему я надела свое обручальное кольцо на Хэллоуин.
– Да, это именно то, что я сказал вам, Кассандра.
Задумчивый и печальный взгляд Виктора обратился к Чейзу.
– А тебе, Чейз, я должен сказать, что сожалею о прошлом. Ты должен был стать мне сыном, и гран-пер знал это. Так распорядилась судьба, чтобы шестилетний мальчуган, нуждавшийся в любви и заботе, заменил моего умершего сына. И еще ты стал его внуком. Ты ведь это знаешь, не правда ли?
– Да, – сказал Чейз, – знаю. – И он улыбнулся Виктору улыбкой, полной нового понимания того, что теперь они связаны двойными узами: любовью гран-пера к ним обоим и горем – потерей ребенка.
Виктор благодарно улыбнулся ему в ответ. Потом он перевел взгляд на другого, тоже непризнанного и отвергнутого ребенка Тесье – на Хоуп:
– Вот и ее я мог воспитать как свою дочь, но тоже не сделал этого.
Хоуп откликнулась не сразу, но когда заговорила, воспоминания одно за другим стали возвращаться к ней.
– Ты был мне как отец, Виктор. Ты хотел стать мне отцом. Ты запомнился мне таким милым. – Это было точное слово, слово для них обоих – Виктора и Ника.
Хоуп с трудом вдохнула воздух:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85