Должно быть, она вышла замуж, решил он, а значит, счастлива, весела и свободна. Но они поговорят, его друг и он, и Ник напишет портреты ее детишек, бестрепетно карабкающихся по ветвям ивы, точно так же, как Джейн Периш писала на стекле представавшие перед ней образы для детишек других людей.
Тихая дружба была осуществима и безопасна для мира его души. Но время от времени в его сознание вторгалась некая мечта, сумбурная и опасная. А вдруг она свободна, его балерина? Тогда он скажет ей все, что таил до сих пор, всю правду. Теперь она уже взрослая женщина, и если верить не его сомнениям, а словам Джейн, ни с кем не связана узами брака и любви. Хоуп свободна, если не считать ее карьеры, которой она так предана и которая так далека от радовавших ее когда-то беззаботных танцев. Должно быть, ее работа и станет преградой между ними, защитит их обоих от опасной близости, и он никогда больше не сможет выслушивать ее секреты и признания.
– У этой картины есть название? – Хоуп все еще глядела на золотое облако на картине, рядом с которой не было таблички.
– Я называю ее «Ура, парень!».
– О, – прошептала Хоуп. «Ура, парень!» Вот они, воспоминания, которыми она делилась с Ником; все то, что она рассказала ему о гран-пере на лугу, поросшем дикими цветами.
– Ты никогда не говорил мне, что можешь писать картины.
Ник пожал плечами:
– Я никогда и не знал, что могу.
– Но теперь знаешь.
– Похоже на то.
– И тебе нравится это занятие?
– Да. Очень.
Послышалось постукивание приближающихся каблучков, и в зале появилась Сибил Куртленд Рейли. Ник поднял Молли с пола и теперь стоял, держа ее на руках.
– Николас Вулф? – спросила Сибил. – О, и Хоуп здесь! Да ты просто героиня, моя дорогая. Для помощника окружного прокурора это только один маленький шажок вперед, но для женской половины человечества – огромный скачок. – Сибил перевела взгляд на Ника и одобрительно улыбнулась: – Значит, вы и есть автор этих картин?
– Да, миссис Рейли.
– Пожалуйста, называйте меня Сибил. И добро пожаловать в наши края. К сожалению, мне пора бежать, но у нас еще будет время поболтать, Ник.
Пока Николас наблюдал за удаляющейся Сибил, Хоуп наблюдала за ним – в его глазах таилась угроза.
– Сибил не узнаёт меня, – произнес он наконец.
– Не узнает.
– Это и неудивительно. Она ведь никогда не видела меня близко. Однако твой отец…
– Виктор Тесье мне не отец.
– О, верно. Интересно, подозрения насчет меня у нее по-прежнему сохранились?
– А ты так и не знаешь?
– Нет.
Спокойные синие глаза Ника смотрели ясно и прямо. Ему было наплевать, но все же он бы предпочел…
– Разве не следовало задержать меня на всякий случай? Кстати, ты теперь на государственной службе, в суде, верно?
– У меня нет ордера на задержание, Ник. Его и не может быть: ты ведь не собирался красть ожерелье, а что касается…
Его улыбка казалась непринужденной.
– Убийства? Почему бы тебе не расследовать все по порядку и не дать мне знать?
И не сказать заодно, привели ли мои отпечатки пальцев на бриллиантах к другим отпечаткам и к другому, ранее совершенному убийству?
– На этот раз, Хоуп, я никуда не убегу.
– Ты и тогда не убежал.
Это было правдой. Он убежал однажды, но это было много-много раньше.
– Разве? Откуда тебе это известно?
Потому что я позвонила в мотель несколькими днями позже и узнала, что ты все еще там.
Глава 17
Черная Гора Воскресенье, одиннадцатое ноября
Мэлори Мейсон приехала в дом на горе ровно в три часа.
– А тут мило, – сказала она Чейзу, когда тот ввел ее в гостиную. – Привет, Хоуп.
– Привет. – Хоуп обернулась к Мэлори и улыбнулась.
– Слава Богу, ни одного репортера в поле зрения. Кассандра, я Мэлори. Мы встречались в больнице.
– Я помню.
– Вот и прекрасно. Ну а как насчет воспоминаний об интересующем нас дне?
– Пока все так же.
– Ладно, – решила Мэлори, – тогда я сама расскажу вам все, что знаю.
Их встреча походила на званый вечер. Ароматизированные свечи горели в хрустальных подсвечниках, отбрасывая трепетные блики на каминную полку. На столе красовался чайный прибор из чистого серебра, на тарелках были разложены печенье и другие деликатесы, испеченные Элинор.
Три женщины расположились на мягких стульях с подушками, будто собрались просто поболтать о своих делах. Но когда одна из них взяла атташе-кейс и извлекла из него канареечного цвета блокнот, именно такой, какими пользуются в судах и юридических конторах, другая с надеждой и беспокойством посмотрела на подругу, словно ища в ней поддержки.
– Вот то, что нам известно, – начала Мэлори. – Вас нашли без сознания в семь часов вечера тридцать первого октября. В доме были обнаружены признаки взлома, и ваши драгоценности оказались украденными.
– Мои драгоценности?
– Все, что хранилось в вашей шкатулке в спальне, и колье.
– Да, «Неожиданная фантазия». – Кэсс едва слышно прошептала это название. Она вспомнила, что однажды надевала колье на бал в праздник Хэллоуин. Это было целое событие в ее жизни, ее идея, ее выдумка. Даже название бала – «Над радугой» – принадлежало ей. Она никогда прежде не брала драгоценностей напрокат, но радуга и Натали были таинственным образом связаны в ее сознании… Ах да, Натали… Как странно, что от нее нет никаких известий, и как хорошо, что потеря памяти – этот кокон забвения, окутавший ее сознание, – оградила ее от ненужных волнений.
Но Кассандре не удалось укрыться от сумятицы, внесенной в ее жизнь Мэлори Мейсон.
– Надо позвонить ювелиру и сказать, что я возмещу стоимость колье.
– Дело не в этом, – перебила ее Мэлори. – «Неожиданная фантазия» была застрахована на случай кражи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85