И они говорят и говорят; беседа порхает вокруг стола, бокалы наполняются вновь и вновь. Танкич снова встает и стучит по бокалу.
– Камърадыет, – начинает он.
– Он говорит, что видит: наш гость любит хороший шутк, – переводит Любиёва. – Он рад, потому что мы в Слаке тоже любим шутить. Он говорит, наш гость поедет в Глит, поэтому расскажет сейчас шутк про этот город, где все шутки про крестьян. Один человек видит по дороге в Глит крестьянина, который плачет над мертвым ослом. «Мне очень жаль, что твой осел сдох», – говорит прохожий. «Всё гораздо хуже, чем ты думаешь, – отвечает крестьянин. – Это был не обычный осел. Я учил его обходиться без еды и уже почти научил». Поэтому тост: за всех присутствующих, которые не учились жить без еды. И за прекрасных дам, на этот раз от всего сердца.
– И за политиков, которые добывают нам пропитание, – говорит Принцип, поднимая бокал. – Да вознаградятся когда-нибудь их усилия.
Входит официант и разливает по тарелкам густой красный суп.
– Надеюсь, вам понравится капусънюк, – говорит Вера.
– Суп из капуст, – переводит Любиёва.
– Мы зовем его пролетарским, – говорит Танкич.
– Потому что он красный, – замечает Принцип.
Официант разливает вино.
– Очень типичное, – объясняет Вера. – Мы зовем его пфин.
– Пишут, будто мы экспортируем лучшее вино, а себе оставляем худшее, – говорит Любиёва. – Сейчас вы увидите, что это не так.
– Нет, мы пьем лучшее, а народ пьет худшее, – вставляет Катя Принцип. – Так работает плановая экономика.
– Наши государственные виноградники, колхозные, очень хорошие, – говорит Танкич с противоположной стороны стола.
– Там раньше были монашества, – добавляет Вера.
– Монастыри, – поправляет Принцип.
– Ну, где живут религиозные, – говорит Вера.
– Если монах, всегда бутылка, – вставляет Танкич. – Теперь, прп социализме, не так.
– Нет, теперь если аппаратчик, всегда бутылка, – говорит Принцип.
– Надеюсь, бутылка – это не плохо? – спрашивает Танкич.
– Конечно, я сама люблю выпить, – отвечает Принцип. – Mais plus зa change, plus c'est la mкme chose Но чем больше меняется, тем больше остается прежним (фр.).

.
В воздухе повисает некое напряжение; Петворт, зачерпывая суп, решает дипломатично разрядить обстановку.
– Так вы и по-французски говорите? – спрашивает он. – Сколько же языков вы знаете?
– О, милый! – Принцип, повернувшись к Петворту, ерошит ему волосы на затылке. – Когда я с вами, я говорю на всех языках.
– Наши писатели – очень хорошие переводчики, – говорит Танкич.
– О да, – подхватывает Принцип. – Как вы слышали в речи, у нас много писателей. Они трудятся для государства и для будущего, особенно, конечно, для государства. Для этого нужно много умений. Например: иногда я пишу, иногда вожу трамвай.
– Неужели? – восклицает Петворт. – Как удивительно!
– Здесь, если власти не нравится то, что вы пишете, вас отправляют водить трамвай. Но никогда, я заметила, наоборот.
– У нас очень хороший Союз писателей, – говорит Танкич.
– И заботливый, – добавляет Принцип. – Следит, чтобы вы не писали глупые или неправильные вещи. А если вы все-таки пишете, то они очень добрые: вы можете поехать на дачу на озере Катуруу. Туда приезжают все самые лучшие писатели, и спят с тобой, и объясняют, как писать правильные вещи. Ой, смотрите, профессор Рум снова что-то говорит. Что вы хотите сказать, профессор Рум?
– Эта писательница такая шалушка, – произносит Танкич без прежнего огонька в глазах.
– О, он говорит, что Максим Горький – зачинатель современной литературы, – переводит Принцип. – Большая ошибка, что он умер. Вы согласны?
Итак, в ресторане «Пропп», в исторической части Слаки, под замком епископа Влама, продолжается официальный завтрак. В атмосфере висит некое напряжение, Петворт чувствует его, пытается уловить превалирующий дискурс, поток интерлингвы, английский как второй язык для общественных случаев (АВЯОС). Вносят новое блюдо.
– Вы знаете руспи? – спрашивает Вера, указывая ножом.
– Не уверен, – говорит Петворт. – А что это?
– Руспи – это пловец, – отвечает Танкич.
– Рыба, – поправляет Принцип.
– С двумя карандашами в носу, – добавляет Любиёва.
– Карандашами? – переспрашивает Петворт.
– Да, да. – Принцип приставляет два пальца к носу на манер усов. – Как вы зовете такие карандаши на английском?
– Федер? – кричит профессор Рум. – Стило? Ручка?
– Нет, вы ничего не понимаете, товарищ Рум, – раздраженно говорит Принцип. – А наш гость еще говорит, что язык сближает. На самом деле это – как переспать. Кажется, что секс сближает, а на самом деле только показывает, какие мы одинокие.
– Секс – это совсем не одиноко, – возражает Вера.
– А вы пробовали наш секс в Слаке? – спрашивает Катя Принцип. – В Слаке секс – та же политика, только без одежды.
– Ну, это, наверное, везде, – говорит Петворт.
– А вы пробовали наше пиво? – спрашивает Вера. – Оно зовется олуу.
– Пока нет, – отвечает Петворт.
– Он пробовал всё остальное, – вставляет Любиёва.
– Профессор Рум говорит, в Англии идеи плохие, а пиво хорошее, – сообщает Катя Принцип. – У нас, разумеется, всё наоборот.
– Вы должны попробовать, – настаивает Вера.
– Конечно, – говорит Катя Принцип. – Надеюсь, мы теперь друзья, потом я поведу вас в хорошее место.
– У него очень насыщенная программа, – вмешивается Любиёва. – И он, наверное, очень устал.
– Думаю, не настолько насыщенная и не настолько устал, чтобы не выпить со мной пива, – говорит Катя Принцип. – Конечно, он должен пойти в кафе, где собираются наши самые интересные люди. Тогда, мой друг, вы узнаете наше пиво и наши мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117