Они проходят по коридору обратно в таможенный зал; полная энергичная дама поворачивается и провожает их взглядом до двери с табличкой «ОТВАТ». Еще один милиционер встает с табурета, открывает ее и пропускает их вперед. Провожатый Петворта ставит вещи на пол, легонько кланяется и проходит назад в дверь. Она закрывается, щелкает замок; табличка на этой стороне гласит «НОЙ ВА».
Петворт, весь взмокший, поворачивается. У ног его валяется багаж. Впереди длинное узкое помещение, до отказа забитое людьми, которые проталкиваются, наступая друг другу на ноги. Мужчины по большей части в коричневых двубортных костюмах, женщины полные и коренастые. Они держат цветы, размахивают платками, протискиваются к двери с надписью «НОЙ ВА». Из сумятицы возникают лица, чтобы тут же пропасть снова. Дальше грязные окна, в которые светит вечернее солнце; еще милиционеры прохаживаются перед зданием, глядя, как люди с цветами и чемоданами садятся в оранжевые такси или терпеливо дожидаются на остановке, пока старенькие толстощекие автобусы откроют двери. А еще дальше, за суетой, видны широкие, неразгороженные поля, деревья, бревенчатые домики и золотая луковка. Где-то за луковкой должен быть город, со своими жизнями и реальностями, кладбищами и соборами, министерствами и музеями, гостиницами и барами, обычаями и разговорами.
Петворт здесь, по эту сторону, прибыл с культурным визитом в практичных ботинках на плоской подошве.


2 – ВСТР.

I

Так вот, доктор Петворт, чье прибытие в Слаку мы только что наблюдали, вообще-то бывалый путешественник по культурному обмену. Сейчас, в конце лета 1981 года, он стоит в аэропорту города Слака, хотя мог бы оказаться в любом другом месте. Год за годом он проходил, перекинув через руку плащ, неся в другой чемодан, через лабиринты аэропортов с самыми разными названиями – Мадрид или Хельсинки, Тунис или Тегеран, однако везде были одни и те же подрагивающие табло, то же море лиц, те же невразумительные разноязыкие объявления, везде он останавливался и ставил багаж на пол в твердом убеждении, что его заметят. Он – малоинтересная личность, не персонаж в историческом мировом смысле, человек, которого не видят официанты, а бармены обслуживают в последнюю очередь, и тем не менее уверен, что кто-то выступит из толпы, протягивая руку, и поведет его на автостоянку, включит в привычный сюжет, такой же знакомый, как оставленный без сожалений Домашний мирок. Петворт точно знает, что кто-то доставит его в гостиницу на одной из центральных городских улиц, сдаст на попечение коридорному, подождет, пока он помоется, побреется и сменит подштанники, а потом отвезет в один из лучших районов города, в квартиру с хорошим видом из окна, где будет горничная с напитками на подносе, хозяин в чем-то строгом, хозяйка в чем-то этническом, а по комнатам расхаживают профессора, беседуя о Т.С. Элиоте, профессора, которые пустятся в воспоминания о своих студенческих днях в Оксфорде, станут отвечать ему Лаканом на Дерриду, Бартом на Соссюра и обсуждать несколько его изданных книг так, будто прочли их давно и вдумчиво, а не пролистали наспех пару часов назад.
Всего этого Петворт ждет, выходя из таможенного лабиринта, потому что он человек со знаком. На ручке его портфеля болтается бордово-малиновая бирка Британского Совета, организации, призванной сближать ученых по всему миру. Между ним и Советом существует договоренность. У представителей Совета есть свои обязанности: встречать и сопровождать, возить и селить, покупать билеты и передавать ответы, заказывать столы и сглаживать углы, поить и кормить, забирать и отправлять. Обязанности Петворта – пребывать, жать руки, есть, пить, говорить, слушать и, наконец, отбывать в следующее место, чтобы цикл повторился заново. Эта простая система всегда работала исправно; всякий раз представителю Совета удавалось отыскать вполне сносный отель и забронировать номер на имя Петворта или похожее. Нередко в повестку дня включался какой-нибудь милый ресторанчик. В положенное время Петворта привозили в академическое здание, где лестницы пахнут хлоркой, угощали кофе или чем-нибудь покрепче, представляли кому-то, кто, в свою очередь, представлял его, потом вели по длинным коридорам мимо студенческих плакатов с приглашениями посетить выставку художников-экспрессионистов или протестами против действий правительства, своего либо чужого (студенческие плакаты одинаковы по всему миру), в большую аудиторию, где студенты (чьи лица, одежда и цвет кожи хоть и меняются от страны к стране, но не так сильно, как можно было бы предположить) сидят ровными рядами, смотрят на его галстук и по мере сил и желания слушают, как Петворт на сложном английском языке вещает о сложностях английского языка.
Подобно студентам, страны отличаются незначительно. В одних нельзя упоминать о Христе, в других – ни о ком другом, в одних перед зданиями университетов стоят статуи умерших ученых, а студенты ходят не поднимая глаз, в других перед университетами стоят танки и бронемашины, а студенты беспрерывно потрясают в воздухе кулаками. И всё же впечатление – поскольку это впечатление аудиторий, гостиниц, ресторанов и светских раутов – везде примерно одинаковое. Бывают запоминающиеся моменты: случай с пропавшим портфелем в Боготе, интрижка с девушкой Ириной в Братиславе (но то было в другой стране, и она уже защитила докторскую), обед из травы в Киото, из отравленных моллюсков – в Сингапуре, замечательное исполнение «Гамлета» в Танзании, африканских танцев – в Гамельне. Как и в самой жизни, рутина иногда нарушается разнообразием и неожиданностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117