Горы внизу озаряет вспышка молнии, командир экипажа поднимает стакан и говорит Петворту по-английски:
– Мир, дружба, согласие.
– Конечно, – отвечает Петворт.
– Еще дружба и «Боинг», дружба и «Ту», – добавляет второй пилот.
В кабине царит веселье, все хохочут.
– Теперь мы споем песню про день рождения, – объясняет Марыся Любиёва. – Думаю, у вас в стране такой нет.
Однако всё хорошее когда-нибудь кончается: впереди видны огни.
– Слака, мой друг. – Пилот трогает Петворта за плечо и указывает вперед. Петворт узнает зазубренную чашу гор и ядовито-оранжевые дымы на горизонте. Пилот берется за рычаги, в крыле что-то лязгает.
– Спрашивает, не хотите ли вы посадить самолет? – под общий смех переводит Марыся Любиёва.
– В следующий раз, – так же со смехом отвечает Петворт, глядя в темную ночь.
Мир впереди похож на черную дыру. В ней было бы невозможно определить направление, если бы не огни. Они растут, становятся такими большими, что кажется, сейчас самолет в них врежется. Однако он продолжает лететь тем же курсом, из темноты возникает ярко освещенная белая полоса, самолет подпрыгивает и катится. Петворт тоже подпрыгивает и проливает коньяк на те приборы, до которых не доплеснуло из других стаканов. Ему страшно, и он знает, что страх никуда не уйдет, потому что «Ил» поворачивает и медленно едет по аэродрому, где даже во тьме можно различить немало вооруженных людей – возле других самолетов и на площадке, путь к которой указывает «Илу» вынырнувший из темноты автомобиль с надписью «ХИН MI». Регулировщик машет флуоресцентными флажками, самолет останавливается, от слабоосвещенного здания аэропорта приближается синий автобус, подходят вооруженные люди. Моторы стихают, подъезжает трап.
– Говорит, он надеется, что вам понравилось, – переводит Марыся Любиёва, вставая с колен второго пилота. – Говорит, ему было очень приятно с вами познакомиться.
Через окно видно, как пассажиры выходят, садятся в синий автобус и едут к двери с надписью «УНВАТ». В сопровождении длинноногой стюардессы Марыся и Петворт, бортинженер и его подружка идут через опустевший салон советского «Ила».
У основания трапа, по которому спускаются всклокоченный Петворт и его спутники, стоят четыре вооруженных человека. Ему не следует здесь быть, это неправильно. Он ждет немедленного, может быть, даже заслуженного, ареста. Однако стоящий у трапа офицер берет под козырек, бортинженер кивает, и все направляются не к зданию аэропорта и двери с надписью «УНВАТ», а совсем к другому входу, за которым оказывается уютное помещение. Зеленые стюардессы тоже здесь, с чемоданами на колесиках, в аккуратных шейных платочках, снова разливают персиковый коньяк. Петворт обнимается с надушенными девушками, все выходят на улицу, где расхаживают синие милиционеры, Марыся берет оранжевое такси, и вскоре они уже несутся по шоссе к Слаке.
– Ой, Перверт! – восклицает космоплотовская девица с залакированными волосами в гостинице «Слака». – Пассипотти.
– Ну, дарлинг, – говорит Марыся Любиёва.
– Знаю, знаю, он ему нужен, – отвечает девица. – Ладно, завтра, сейчас уже поздно. Я дам вам тот же номер.
И впрямь уже поздно, когда Петворт поднимается на лифте и проходит по коридору мимо горничной в огромный номер, где на потолке резвятся купидоны, а сквозь шторы вспыхивают трамвайные огни. Он смотрит через окно в темноту, где растворилась в своей неведомой жизни Марыся Любиёва, потом поворачивается к огромной, застеленной одеялом кровати.


9 – НАЦКУДЬТ

I

Оставшись без дел в Слаке, Петворт, лектор, чьи лекции больше никому не нужны, турист, у которого нет других дел, кроме как осматривать достопримечательности, бродит по столице – этой идиллии севера и юга, запада и туретчины, с ее каменными особняками и великолепием барочной застройки. Его тревожат события политического мира, в воздухе чувствуется тревога, но внешне в Слаке все тихо. Просыпаясь по утрам в чересчур знакомом огромном номере, он спускается вниз и по дороге к завтраку покупает в киоске «ЛУТТУ», партийную газету под красной шапкой «Пъртыуу Популятууу» в надежде отыскать факт-другой. «Унтенсъууактивуу» и «массууф умануфесту» – гласят заголовки, которые Петворт просматривает за свинской отбивной и бродячими молоками. Однако, хотя он лингвист, хотя прожил в этой стране десять дней и обещал выучить язык, чтобы прочесть книгу Кати Принцип, по-прежнему лежащую в чемодане, слова под заголовками всё никак не складываются во что-то осмысленное. Когда Марыся Любиёва в сером пальто встречает его после завтрака у регистрационной стойки, такая же официальная, как в первый день их знакомства, Петворт пытается выяснить, что происходит.
– Ой, Петворт, надеюсь, вы себя не волнуете, – успокаивает она, садясь в красное пластиковое кресло под папоротниками. – Просто очень маленькие неразберихи в нескольких университетах, поэтому мы не просим вас давать там лекции. Но это хорошо, вы успеете посмотреть Слаку и посетить магазин «Вищвок». Замок снова открыт, и вы еще не были в Национальной галерее. Конечно, вы, наверное, можете поменять билет и улететь домой, но это не просто, здесь все такие бюрок-ратчики. И потом, вы же не хотите пропустить наш День национальной культуры! Смотрите, я купила красивый путеводитель на английском, мы найдем вам интересные занятия.
И Петворт находит себе интересные занятия. Он посещает стеклодувную фабрику, оборудованную по последнему слову техники, и галерею, где неистовство постимпрессионизма, фовизма и национального художника-экспрессиониста Льва Прика растворяется в добротной повествовательности социалистического реализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117