И он-то знал чуточку Маркса, чуточку Фрейда и чуточку социальной истории;
он знал, как количественная перемена внезапно становится качественной
переменой, и как происходит овеществление, и что секс не есть просто гени
тальное взаимодействие, но высший всплеск либидо, психическая манифест
ация. Он всегда это знал, но теперь осознал. Уже некоторое время он смутно
чувствовал, что его задевает и обездоливает то, как в устремленных впере
д пертурбациях исторического процесса словно бы зарождается новый рит
м человечества, новый образ мышления. Он ощущал это в молодых людях (тогда
молодые люди были для Кэрков просто остальными людьми: сами они в двадца
типятилетнем возрасте были людьми на возрасте) и ощущал это в бунтах и пр
отестах американских черных и в третьем мире Ц мире, из которого явился
Хамид. Теперь ему казалось, что он выброшен на необитаемые берега истори
ческой глупости, но в нем теплилась надежда на собственное спасение. Он с
идел над сосисками, и он слушал Хамида, который был полон фаталистически
х объяснений. («Это то, что случилось, Говард, потому, что такому суждено бы
ло случиться»), а затем слушал Барбару, которая защищалась с совершенно н
овой агрессивностью. («Я личность, Говард. И была личностью все это время з
десь, застрявшей в этой комнате, и он это понял, а ты никогда не понимал».) Он
пронзил сосиску; он осознал историческую неизбежность. Небольшая револ
юция разразилась. «Я поглядел через стол на эту личность, которую все это
время называл женой, и внезапно ее лицо включилось, стало для меня реальн
ым», Ц говорит Говард «Мое лицо? Ц спрашивает Барбара. Ц Мое?» Ц «Вот и
менно, Ц говорит Говард. Ц А когда одно лицо обретает реальность, реаль
ность обретают все лица». Ц «Верно, Ц говорит Барбара. Ц И особенно Ц с
мазливые».
Малюсенький роман Барбары в высокой кровати оказался крайне эффективн
ым; он воспламенил Кэрков по отношению друг к другу. И потому их заворожил
а Ц на время Ц смутная манящая мечта, которую они обговаривали снова и с
нова; это была мечта о раскрепощающихся сознаниях, равенстве и в малом, и в
большом, высочайших эротических удовлетворениях, о трансцендентирова
нии того, что до сих пор они полагали реальностью. И они принялись транс-ц
ендентировать реальность очень даже часто, занимаясь любовью в парках, к
уря травку на вечеринках, отправляясь на вересковые пустоши за Эйделем и
бегая голышом на ветру, наезжая в Лондон, обмазывая друг друга маргарино
м в постели, участвуя в демонстрациях. Почти сразу же после романчика Бар
бары умер отец Говарда. («Неизбежно осознаешь освобождение от психологи
ческого фокуса отцовских ограничений, Ц говорит Говард, Ц разумеется,
я был очень к нему привязан»), и лишь несколько дней спустя Говарда попрос
или предложить свои услуги для временного чтения лекций прямо тут в Лидс
е на факультете, где он занимался своими изысканиями, и место это он получ
ил удивительно быстро. К диссертации оставалось добавить несколько зак
лючительных штрихов, но это он мог более или менее на время отложить; тепе
рь задача была в том, чтобы приготовиться к преподаванию, проникнуть еще
дальше в просторы и глубины социологии. В силу этого назначения Кэрки сн
яли квартиру побольше с кроватью поменьше и смогли установить новую пли
ту, взять напрокат телевизор и устроить несколько маленьких вечеринок. О
ни завели еще нескольких и куда более радикальных друзей из числа других
аспирантов и теперь сверх того из преподавателей. Тот факт, что теперь он
более не был человеком, получающим оценки, но человеком, который будет их
ставить, извлек его из интеллектуального пустыря достижений с оглядкой,
в котором он обитал до этого момента. Кэрки провели лето в состоянии неск
ончаемого радостного возбуждения; это было самое волнующее лето в их жиз
ни.
Более того: на протяжении этих летних месяцев в их отношения ввинтилась
опасность. Каждое утро они вставали, ощущая физическую пресыщенность, во
збужденные собственными телами и другим телом, которое вызвало в них воз
буждение их собственным телом. Они много говорили друг другу о вздернуто
сти, отличном настроении, опьянении. Они смотрели друг на друга и замечал
и, какие ограничения, какие помехи это другое «я» (всегда так избыточно ря
дом, всегда такое сверхнавязчивое) ставит на дороге вперед, которую избр
ал для себя каждый; и каждый время от времени обвинял другого в захлопыва
нии дверей, ликвидировании выбора, в оробении, в перегибе. И ссорились они
частенько, но это уже не были мелочные маленькие свары, в которых их мелоч
ные маленькие «я» старого образца искали разрядку до революции в их созн
ании, свары вялые до практической невидимости, хотя переживаемые очень г
лубоко и остававшиеся неразрешенными. «Это была политика роста, Ц гово
рит Говард, Ц сложнейшая диалектика самоутверждения. Именно то, что тре
бовалось». Ц «Но, Гов, не забывай, Ц говорит Барбара, Ц про сохранявшийс
я глубоко буржуазный элемент». Ц «Ну, да, бесспорно, Ц говорит Говард, Ц
это было неизбежно». Ц «Я в его глазах все еще оставалась, по сути, собств
енностью», Ц говорит БарбараЦ «Разумеется, таково неизбежное противо
речие, структурированное в институт брака, Ц говорит Говард, Ц а У прин
адлежали к поколению, сфокусированному на бра-ке» _ «Разумеется, Ц говор
ит Барбара, Ц мы все еще фактически состоим в браке». Ц «Но на наших собс
твенных условиях, Ц добавляет Говард, Ц мы внутренне переопределили е
го».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106