— насторожился Андрей.
— Андрюша, все, что я знаю о себе, я знаю из твоих рассказов. Это так странно. Двадцать четыре года абсолютного небытия, иногда мне кажется, что меня и не было вовсе, как будто ты слепил меня из глины…
— Из ребра, — засмеялся он. — Я смастерил тебя из своего ребра, как Адам Еву, правда, Адаму помогал господь… Впрочем, мне тоже… Только благодаря его милости ты осталась жива. — Последние слова он договорил, уже поднявшись, и обнял меня. — Не забивай себе голову. Эдуард Витальевич убежден, что память к тебе вернется. Пройдет время, ты успокоишься…
— Я думаю, если бы у нас сохранились какие-то фотографии, мне легче было бы вспомнить. Ведь у мамы наверняка есть мои фотокарточки?
— Разумеется.
— А наши свадебные фотографии у неё есть? Мне бы очень хотелось…
— Наверное, есть. — Голос его звучал слегка недовольно. Я хорошо знала своего мужа и научилась распознавать его настроение по малейшим изменениям в интонации.
— Расскажи, как мы познакомились? — попросила я. — Вдруг я что-нибудь вспомню?
— Никакой романтики, — хохотнул он. — Мы каждое утро садились в один троллейбус, четырнадцатый номер. Ты всегда вставала у окна на задней площадке, а я на тебя смотрел. Однажды мы встретились вечером, ты возвращалась домой от подруги, а я с работы. Я набрался смелости, подошел и сказал: «Здравствуйте, меня зовут Андрей», а ты засмеялась и ответила: «А меня Аня», и я пошел тебя провожать. Возле подъезда мы столкнулись с твоей мамой, она шла из магазина и пригласила меня пить чай. Я ушел от вас где-то в одиннадцать, а на следующий день встречал тебя из института. Через два месяца мы поженились. Затем я получил назначение в этот город и уехал, а ты осталась в Екатеринбурге. А потом… потом ты знаешь. — Он тяжело вздохнул и стал смотреть в окно. — Твоя мама позвонила мне на работу, первым же самолетом я вылетел в Екатеринбург. Я не знал, что меня ждет, застану ли я тебя живой… Извини, я больше не хочу рассказывать. Я рад, что есть сегодня, понимаешь? Есть ты, я, и мы вместе. Все остальное не имеет значения.
— Конечно, — улыбнулась я и поцеловала его, а потом он меня, и мы на некоторое время забыли про ужин.
Следующие два дня мы провели за городом на даче Андрюшиного друга. Друг Андрея сам ездил сюда очень редко, и дача практически была в нашем полном распоряжении, маленький двухэтажный домик на окраине деревушки, затерявшейся в лесу. Весь день шел дождь, мы сидели на веранде обнявшись и были абсолютны счастливы.
— Хочешь почитать или посмотреть телевизор? — поинтересовался Андрей.
— Нет, — покачала я головой и спросила, помедлив:
— Тебе не скучно со мной?
— Мне? — Он так удивился, что мне на какое-то мгновение стало стыдно. — Что за вопрос?
— Ты ушел с хорошей должности, работаешь охранником. Разве тебя может устраивать такая работа?
— Меня очень устраивает график. Сутки отдежурил, двое дома. Я хочу быть с тобой, ты не знала? — Опять его голос изменился, точно я сказала что-то обидное.
— У нас нет друзей… по крайней мере, к нам никто не приходит, и мы за эти полгода ни разу ни у кого не были. У меня нет подруг…
— По-моему, у тебя неплохие отношения с Валентиной (это наша соседка).
— Неплохие, — согласилась я. — Она иногда заходит, и мы с ней пьем чай… Но это ведь совсем не то.
— Я понял. Ты выздоровела и хочешь жить нормальной жизнью. Мне стоило раньше об этом подумать и…
— Андрюша, — позвала я, он замолчал, настороженно глядя в мои глаза. — Андрюша, я думаю… — Я на мгновение зажмурилась, но решила договорить до конца:
— Я думаю, дела мои плохи, ты действительно любишь меня, я знаю… и… я скоро умру?
— Что? — Глаза его расширились от изумления, несмотря на трагизм ситуации, выглядел он комично, я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. — Что за сукин сын тебя надоумил? — Он вскочил с дивана, отшвырнул стул и так посмотрел на меня, что я на какое-то мгновение испуганно замерла, а потом принялась оправдываться.
— Прости меня, врач вел себя так странно… и я подумала… Андрюша, ты такой добрый, нежный, ты так терпелив со мной, я решила, что ты… как бы это сказать, ты хочешь, чтобы я была счастлива…
— Вот именно, — ввернул он.
— Нет, я имею в виду, ты жертвуешь собой, чтобы я в свои последние дни… — И тут он сделал то, что разом отбило у меня охоту продолжать всю эту чушь: он расхохотался, он хохотал так весело и заразительно, что я мгновенно поверила: моя близкая кончина отменяется.
— Я твоему травматологу морду набью, — заявил он, сел рядом, обнял меня и вздохнул. — На самом деле все гораздо проще. Когда случилась авария, я точно спятил, полгода жуткого страха, от которого невозможно избавиться. Все кончилось хорошо, но страх никуда не ушел. Он всегда со мной. Я боюсь, что, если оставлю тебя хоть на несколько часов одну, непременно что-нибудь случится. Я извожу себя этими мыслями и не могу думать ни о чем другом. Ты сама знаешь: с работы я звоню каждый час, просто замечательно, что я сторож, на какой ещё работе потерпели бы такое? Я хочу быть с тобой, по возможности, всегда, и мне никто больше не нужен, мне хорошо, когда ты рядом, спокойно и хорошо, и я совершенно не нуждаюсь в дружеских компаниях… Конечно, это чистой воды эгоизм, я прекрасно понимаю, но мне, как и тебе, нужно время, все это пройдет само собой, и тогда мы ничем не будем отличаться от других. А пока…
— Я так люблю тебя, — сказала я и в этот миг была совершенно счастлива.

* * *

В пятницу в десять утра раздался звонок, звонил тот самый врач-травматолог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11