В дверях стоял Семеныч с очень решительным выражением лица.
В руках он держал гроссбух, которым потрясал в воздухе, точно щитом. — Чего это Наталья ругается?
Я все по правилам сделал, документ проверил, номер записал. Вот, Софья Андреевна, полюбуйтесь, у меня комар носа не подточит. — Он хлопнул гроссбух на стол перед Софьей и победно взглянул на меня.
— Чего тут? — буркнула подружка.
— «Жигули» номер 404 КИ.
— Служба доставки?
— Так точно. И документ соответствующий у молодого человека имелся. Иначе бы я не принял. Я правила знаю.
— Черта лысого ты знаешь, — услышали мы скрипучий голос, и все трое невольно вздрогнули.
На веранде появилась тетушка Сусанна в цветастом платье, соломенной шляпке и нитяных перчатках. Жизнь изрядно скрючила ее, она опиралась на дубовую палку, и если бы не веселенький наряд, запросто могла бы играть Баб-ягу без грима. Злобное выражение физиономии сходству только способствовало.
Сусанна ткнула своей клюкой в сторону Семеныча и прошипела:
— Дармоеды проклятые. Расплодила, аферистка, сама непутная и всяческую шваль вокруг себя собирает.
— Иди, Семеныч, — поспешно сказала я. Он бочком просочился мимо Сусанны, пребывая в величайшем напряжении: старушке ничего не стоило огреть его клюкой, сила в ее тщедушном теле была прямо-таки фантастическая.
Но Семенычу повезло, он выскользнул за дверь без всяких увечий, не удержался и, пользуясь тем, что Сусанна теперь от него довольно далеко, а главное, стоит спиной, досадливо плюнул.
— Чай они пьют, — продолжила Сусанна. — Бездельницы. А ты, лошадь здоровая, в коротких штанах, — комплимент адресовался Софье, — весь срам наружу, смотреть противно… Полный дом дармоедов, а за порядком смотреть некому.
— Тетушка, не хотите ли чаю? — ласково предложила я.
— Пила уже. Три раза пила. Ты мне лучше скажи, кто к тебе шастает, бесстыдница? Только мужа похоронила, чтоб на нем, кровопийце, на том свете черти воду возили, а уже за старое? В монастырь тебе надо, грехи замаливать, а ты все…
— Если она уйдет в монастырь, вам придется переехать в дом для престарелых, — ядовито сказала Софья и улыбнулась от уха до уха. — Так что подумайте, прежде чем давать дурацкие советы.
— Тебя забыли спросить. Молиться тебе надо, — вновь обратилась ко мне Сусанна, — а не с мужиками шашни крутить. Бесстыдница.
— Тетушка, какие шашни? Я весь год в посту и молитве. В эротическом смысле.
— А к кому тогда шастает? Значит, к этой голенастой.
— Вот уж нет, — возмутилась Софья. — Да с чего вы взяли?
— А с того, что слышу. Две ночи подряд по коридору шмыг-шмыг, возле твоей двери затихнет, а через час назад — шмыг.
— Через час? Это не ко мне, — покачала головой Софья. — Я б своего до утра не отпустила.
— Слушать тебя тошно, — рыкнула Сусанна.
— Тогда с глупостями не приставайте.
— А вам не послышалось? — спросила я, нимало не сомневаясь в правоте Сусаниных слов, что-что, а слух у старушки отменный, так же, как и взгляд. Ей бы в милиции служить розыскной собакой.
— Мне не слышится, потому как я в трезвом уме пребываю. Водку ящиками не заказываю.
— Тетушка, вам никто не говорил, что подслушивать нехорошо? — робко заметила я.
— Тебе в ноги мне поклониться надо, — возвысила она голос. — На мне весь дом держится. Если б не я, ты давно бы по миру пошла с такими-то друзьями и советчиками.
— Давайте вернемся к тому, кто шастает по коридору, — дипломатично предложила Софья.
— Шастает, — удовлетворенно кивнула тетушка. — Две ночи подряд, либо к тебе, либо к Ларке.
У вас двери напротив, он там замирает, и более его, подлеца, не слышно.
Мы с Софьей с недоумением взглянули друг на друга. В том, что ко мне никто не «шастает», я была абсолютно уверена, но и в том, что шастают к Софье, тоже сомневалась. Прежде всего, таиться ей ни к чему, ее возлюбленный мог появиться здесь вполне официально. А если не мог? Если он по какой-то причине вынужден хранить свою любовь в тайне?
Софья совершенно не способна иметь от меня секреты, непременно бы проболталась. Да и я заметила бы ее мучения, потому что по-другому словесное воздержание и не назовешь.
Однако, если Сусанна говорит «шастает», тут тоже можно не сомневаться, ее качества ищейки заслуживали лучшего применения. Выходит, Софья вынуждена скрывать от меня возлюбленного, а скрывать она его может лишь в том случае, если ее интересы идут вразрез с моими. Если учесть, что у меня нет мужчины даже на примете, то… «Макс, — подумала я. — То-то она так беспокоится о моей нравственности». Софья смотрела на меня с задумчивостью, потом вдруг поморщилась, закусила губу и отвернулась. Почему-то я была уверена, что то же самое имя пришло в голову и ей. Интересно, почему она отвернулась: решила, что я догадалась, или подозревает, что он действительно ходит ко мне, и досадует на мою неосторожность? Надо бы все это выяснить, разумеется, когда мы избавимся от Сусанны.
— Что примолкли, вертихвостки? — точно получив сигнал к бою, возопила старушка.
— Может, вам стоит принимать успокаивающее?
То есть я хотела сказать снотворное? — поспешно поправилась я.
— Я бы и так прекрасно спала, не устрой вы в доме бордель.
— Это уж слишком, — пробормотала Софья и зачем-то схватила сахарницу. Я испугалась, что она, чего доброго, метнет ее в старушку, и торопливо поднялась.
— Меня ждет парикмахер.
— Все прихорашиваешься, — мгновенно отреагировала тетушка. — Прямо расцвела, как мужа-то схоронила. Другие слезы льют, а ты все хорошеешь.
Вон как скачешь, точно коза. А ведь уже не девочка.
Сколько тебе годов-то будет, я все забываю?
— Я ровно в пять раз моложе вас, — ответила я с ласковой улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12