Это был, несомненно, выдающийся подвиг. Но я не претендую на то,
чтобы он был поставлен в заслугу мне одному. Честь замысла, конечно,
принадлежит мне, но успеху в какой-то мере содействовал и случай.
Дело в том, что позже я обнаружил следующее: в нашу пушку, выпустившую
сорокавосьмифунтовое ядро, было по недосмотру заложено двойное количество
пороха, чем, собственно, и объясняется неслыханная сила, с которой было
отброшено неприятельское ядро.
Генерал Эллиот за эту выдающуюся услугу предложил мне занять должность
офицера. Но я отказался, удовлетворившись благодарностью, которую он в
самой лестной форме выразил мне за ужином в присутствии всего офицерского
состава.
Так как я очень расположен к англичанам, которых считаю, бесспорно,
мужественным и благородным народом, я твердо решил не покидать крепости,
пока вторично не окажу им услугу. Недели три спустя для этого представился
удобный случай.
Нарядившись католическим священником, я в час ночи тихонько выбрался из
крепости и, благополучно проскользнув через неприятельские линии, оказался
в центре вражеского лагеря. Там я проник в палатку графа Артуа, который
вместе с высшим командным составом и другими офицерами был как раз занят
разработкой плана штурма крепости, назначенного на следующее утро. Одежда
священника ограждала меня от подозрений. Никто меня не заметил, и я без
помехи мог все видеть и слышать.
В конце концов все отправились на покой, и я вскоре обнаружил, что весь
лагерь, включая и часовых, спит глубоким сном.
Я тотчас же приступил к делу - снял с лафетов все пушки, начиная с тех,
что стреляли сорокавосьмифунтовыми ядрами, до двадцатичетырехфунтовых, и
швырнул их за три мили в море. Так как помочь было совершенно некому, то
это была самая тяжелая работа, какую мне когда-либо приходилось
предпринимать, исключая, впрочем, одну, о которой, как я слышал, вам счел
нужным поведать в мое отсутствие мой знакомый. Речь идет об огромной,
описанной бароном Тоттом, турецкой пушке, с которой я переплыл пролив.
Покончив с орудиями, я перетащил к одному месту посреди лагеря все
лафеты и телеги, а чтобы скрип колес не привлек внимания, перенес их
попарно под мышкой. Великолепный холм получился - не ниже Гибралтарской
скалы!.. Вслед за этим я с помощью куска железа, выломанного из самого
большого орудия, выбил огонь из кремня, торчавшего на глубине двадцати
футов под землей в каменной стене, построенной еще арабами, запалил фитиль
и поджег всю эту кучу. Я забыл еще сказать вам, что сверху я навалил на
нее все телеги продовольственного обоза.
Самые легковоспламеняющиеся предметы я, разумеется, подложил снизу, и
поэтому все в одно мгновение вспыхнуло жарким пламенем. Во избежание
подозрений я первым поднял тревогу.
Весь лагерь, как вы легко можете себе представить, был объят ужасом.
Общее мнение сводилось к тому, что часовые были подкуплены и что такое
полное уничтожение всей лагерной артиллерии могло быть произведено только
силами семи или восьми полков, переброшенных с этой целью из крепости.
Господин Дринкуотер в своем описании этой знаменитой осады упоминает о
громадном ущербе, понесенном врагом из-за возникшего пожара, но ни слова
не говорит об истинной причине этой катастрофы. Да и не мог он знать о
ней. Ведь я не открывал еще этой тайны никому (хотя я единолично спас в
эту ночь Гибралтар), даже генералу Эллиоту.
Граф Артуа с перепугу удрал вместе со своими приближенными, и все они
без передышки бежали две недели подряд, пока не достигли Парижа. Кроме
того, страх, пережитый ими при этом страшном пожаре, так на них
подействовал, что в течение трех месяцев они не были в состоянии что-либо
съесть или выпить и оказались вынужденными питаться, как хамелеоны, одним
воздухом.
Месяца два спустя после того как я оказал осажденным такую важную
услугу, я сидел с генералом Эллиотом за завтраком, как вдруг в комнату
влетело ядро (ибо я не успел отправить их мортиры вдогонку за пушками) и
упало прямо на стол. Генерал, как на его месте сделал бы всякий другой,
мгновенно покинул комнату, а я схватил ядро до того, как оно успело
разорваться, и отнес его на вершину скалы. Оттуда я увидел, что в
неприятельском лагере в одном месте собралось довольно много народа.
Простым глазом я, однако, не мог разглядеть, что там делается. Прибегнув
поэтому к помощи своего телескопа, я разглядел, что два наших офицера -
один генерал, а другой полковник, которые еще накануне провели со мной
вечер, а после полуночи пробрались в неприятельский лагерь, чтобы
произвести там разведку, - попали в руки врага и сейчас должны были
подвергнуться казни.
Расстояние было слишком велико, чтобы можно было просто швырнуть туда
ядро рукой. К счастью, я вспомнил, что у меня в кармане находилась та
самая праща, которую блаженной памяти Давид так удачно пустил в ход в
борьбе с великаном Голиафом. Я вложил в нее ядро и швырнул его прямо в
круг собравшихся. Упав, ядро мгновенно взорвалось и убило всех, кто там
находился, за исключением обоих английских офицеров, которых, на их
счастье, только что вздернули на виселицу. Осколок ядра ударился о
подножие виселицы, и она тут же рухнула.
Друзья наши, почувствовав под ногами твердую почву и желая понять
причину случившегося, оглянулись и, увидев, что охрана, палачи и все
остальные возымели благую мысль первыми отправиться на тот свет,
освободили друг друга от неприятных пут, побежали к берегу, вскочили в
испанскую шлюпку и принудили обоих находившихся в ней гребцов отвезти их
на наш корабль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29