Она почувствовала, как Харрисон до боли судорожно сжал в ладонях ее руки. Его дыхание участилось, а поцелуй стал более глубоким и страстным. Джесси испугалась. Но прежде чем она успела оттолкнуть его, он прервал поцелуй и отвернулся. Достав дрожащей рукой из кармана белый носовой платок, он промокнул губы. Порывистый ветер доносил до них запахи трав и моря. В зарослях акации пел дрозд. Харрисон не проронил ни слова, и Джесси поняла, что он сам обескуражен силой собственной страсти.
Джесси видела, как он пытается взять себя в руки, и почувствовала разочарование. Харрисон говорил, что любит ее, но его почему-то не смущало, что она никогда не признавалась ему в любви. Они с детства дружили, и Харрисон знал, что Джесси ценит его и испытывает к нему привязанность. Должно быть, он полагал, что этого достаточно для того, чтобы Джесси стала его женой. В их кругу считалось, что хорошо воспитанная женщина не должна испытывать сильных чувств. Харрисон, наверное, пришел бы в ужас, если бы узнал, что Джесси способна чувствовать неистовую страсть и сгорать от желания физической близости с мужчиной.
Джесси понимала, что в браке ей придется скрывать свой темперамент и подавлять свою природу, попросту – притворяться. И придет время, когда она перестанет быть самой собой.
Глава 26
Уоррик в небрежной позе лежал на траве, положив ногу на ногу. Ворот его рубашки расстегнулся, шляпа съехала на лоб, однако она не прикрывала глаз, и взгляд Уоррика витал в сверкавших на солнце волнах моря. На горизонте маячили белые паруса какого-то судна.
– Почему ты больше не выходишь в море? – спросила мисс Филиппа Тейт таким спокойным тоном, как будто интересовалась, не желает ли он еще чашечку чаю.
Повернув голову, Уоррик взглянул на нее. Она сидела на коврике, аккуратно расправив отделанную кружевами и украшенную вышивкой широкую юбку платья. В руках Филиппа держала один из своих многочисленных зонтиков, защищая нежную кожу лица от знойного солнца.
– Вы задаете дерзкие вопросы, мисс Тейт, что непозволительно в хорошем обществе, – насмешливо произнес он.
Филиппа откинула за спину зонтик, и Уоррик увидел, что в ее глазах горят озорные искорки.
– Не тебе говорить о правилах хорошего тона, Уоррик. Ты постоянно критикуешь светское общество.
– Ты прекрасно знаешь, почему я больше не выхожу в море, – проворчал он.
Однако раздражение, прозвучавшее в его голосе, казалось, не произвело на Филиппу никакого впечатления.
– И все же, думаю, тебе лучше выходить в море. Твоя душа требует морских бурь, она рвется на простор.
– Да что, черт возьми, ты знаешь о моей душе!
Филиппа улыбнулась и начала вращать зонтик. Уоррик, бросив на нее сердитый взгляд, сел.
– А ты знаешь, что будет с моей матерью, если я снова выйду в море?
Филиппа пристально посмотрела на него. Взгляд ее серьезных, всепонимающих карих глаз всегда пугал его.
– Но ведь твои поступки часто расстраивают твою мать. Тебе не привыкать! Так почему ты не хочешь снова выйти под парусом в море?
Уоррик взглянул на морские просторы. Тоска по морю давно терзала его душу.
– Неужели ты мазохист и тебе нравится мучить себя? В таком случае, может, ты наденешь власяницу и займешься самобичеванием? Очень эффективные средства, помогающие избавиться от иллюзии вины!
Уоррик бросил на Филиппу удивленный взгляд.
– От иллюзии?
– Да, именно от иллюзии.
Уоррик смотрел и не узнавал свою подругу детства.
– Не понимаю, почему тебя все считают кроткой и добродетельной?
– Потому что я такая и есть на самом деле.
– Но со мной ты ведешь себя иначе.
– Потому что я беспокоюсь за тебя. Ты всегда считался независимым и дерзким. Раньше в тебе горел огонек задора, а теперь он погас. Меня пугает такое положение дел.
Если бы кто-нибудь другой сказал ему такие слова, Уоррик рассердился бы. Но они с Филиппой – старые друзья, и он понимал, что она права.
Он взял ее руку в свои ладони и почувствовал, как ее пальцы затрепетали от его прикосновений.
– А ты знаешь, что я всегда завидовал тебе?
– Мне? Ты завидовал мне? – Филиппа рассмеялась, и на ее щеках выступил румянец от смущения. – Но почему? Объясни!
Филиппа выглядела необыкновенно красивой, и Уоррик залюбовался ею.
– Ты прекрасно вписываешься в окружающий мир и чувствуешь себя в нем совершенно комфортно. Ты спокойна и безмятежна, потому что тебя все в нем устраивает.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, Уоррик. Ты упрекаешь меня в том, что мне не хватает отваги и воображения.
Он улыбнулся.
– Скажи, у тебя есть сокровенная мечта? – спросил он.
Странное выражение промелькнуло в глазах Филиппы.
– Я хотела бы отправиться с тобой в кругосветное плавание, – тихо поведала она.
Улыбка сошла с лица Уоррика.
– Нет, Филиппа, у меня не хватит смелости и мужества, чтобы выйти в море, – грустно промолвил он, погладив ее по щеке.
На звездном темно-синем ночном небе сияла луна. Ее очертания еще не приняли форму круга, но полнолуние вот-вот наступит.
Джесси стояла у дверей своей спальни, выходивших на открытую террасу, и смотрела на погруженный во мрак парк. За ним на хозяйственном дворе стояли бараки каторжников, где в одном из темных помещений заперт Лукас Галлахер. Но еще тяжелее сознавать, что скоро он навсегда исчезнет из ее жизни. Ее любовь – запретный плод, и Джесси не надеялась на счастливый финал. Ей никогда не суждено принадлежать Лукасу вне зависимости от того, убежит он из усадьбы или останется здесь. Джесси хорошо знала своего любимого и понимала, что он никогда не смирится с полной унижения жизнью каторжника. Ему необходимо бежать. Но мысль о смертельной опасности, которая грозит Лукасу во время побега, не давала Джесси покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108