Он хотел ее с безрассудной страстью, которая отрицала логику и здравый смысл. Это было необузданное желание, кипящее в крови и туманящее взор, первобытное и примитивное.
Зак отвел голову, с силой сжав плечи Эммануэль. И в этот момент, словно опомнившись, она выскользнула из его рук.
- Это не должно случиться, - прошептала Эммануэль, отступая и дрожа от страсти.
Зак поднял руку, чтобы прикоснуться к Эммануэль, но потом отступил назад.
- Но мы оба знаем, что это произойдет, раньше или позже.
Она отрицательно качнула головой:
- Не прошло еще и трех месяцев, как я овдовела.
- А на протяжении скольких лет у вашего мужа была отдельная комната?
Эммануэль сложила руки на груди, с силой вдавив пальцы в бомбазиновые рукава своего траурного платья.
- Это не имеет никакого значения.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Теплый влажный ветер колыхал тонкие кудряшки на ее лбу. Зак с трудом сдерживал желание дотронуться до них и снова привлечь Эммануэль к себе.
- Я могу добраться домой и одна, - произнесла она.
- Нет. Я провожу вас, - глухо ответил он.
На протяжении всего пути он ни разу не дотронулся до Эммануэль. А когда они дошли до ее дверей, Зак, не поворачиваясь, пошел прочь.
Глава 12
Через два дня Зак ехал на коне через старый квартал, направляясь от монетного двора к каналу Нью-Бейсн, откуда слышалась издевательская песенка «Красивый синий флаг». Голос звучал столь красиво и мелодично, что мог принадлежать ангелу - конечно, если бы тот был сторонником мятежных Конфедеративных штатов Америки.
Школьники и женщины Нового Орлеана часто пели патриотические песни. Подобные выходки разочарованного и мятежного местного населения Зак считал безвредными. Но с недавних пор Бен Батлер приказал жестоко преследовать всякое проявление недовольства и неповиновения. Он зашел в этом столь далеко, что наложил штраф на школы, ученики которых были замечены рисующими флаги конфедератов на своих тетрадях с прописями.
- Кто это поет? - спросил сопровождавший Зака сержант. Сердито прищурившись, он внимательно осмотрел кирпичные фасады пустых, обшитых досками складов, выстроившихся линией в этой части города.
Внезапно Зак заметил, как из-за полурассыпавшихся бочек выглянула взъерошенная кудрявая белобрысая голова.
- Едем к тому человеку, - приказал Зак. - Я хочу его задержать.
Мальчик, сидящий на вершине кучи из наваленных друг на друга бочек, настороженно следил, как военные приближаются к нему. Его короткие штаны и куртка были слегка помяты, но хорошее качество костюма говорило о том, что парень вырос в зажиточной семье. Он не был похож на уличного бродягу.
- Я могу отправить тебя в тюрьму за распевание этой песни, - сказал Зак, натягивая поводья. - Ты знаешь это?
Доминик быстро повернулся и от волнения сглотнул.
- Я не боюсь вас, - сказал он.
- Тогда почему ты собираешься удрать? - задал вопрос Зак, видя, как парень скосил глаза в сторону, словно оценивая расстояние до земли и время, за которое можно было бы скрыться за ближайший угол.
- Когда я вырасту, то отправлюсь на войну и убью много-много янки, - произнес мальчик; его ноздри широко раздулись то ли от страха, то ли от бравады.
Положив ладонь на луку седла, Зак наклонился вперед.
- Не думаю, что это понравилось бы твоей маме.
Парень с такой силой сжал челюсти, что на щеках показались желваки.
- Моя мама ненавидит янки не меньше, чем я. Они убили моего отца.
- Наверняка твоя мама не захотела бы, чтобы ты кого-нибудь убивал.
- Она сделает исключение для янки.
Зак вспомнил сосредоточенное выражение на лице молодой вдовы, когда она переходила от одного убитого солдата северян к другому.
- Не думаю, - мягко произнес он.
Доминик поднял голову:
- Вы собираетесь отправить меня в тюрьму?
- Ну… - Лошадь Зака переступила с ноги на ногу. - На сей раз я тебя отпущу, - наконец произнес он. - Но я советую тебе больше не петь эту песню.
- Да здравствуют Джефф Дэвис и Борегард! - воскликнул Доминик де Бове и, соскользнув с бочек на мостовую, стремительно понесся к узкой, заваленной мусором аллее.
Зак молча наблюдал, как убегал сын Эммануэль, затем повернул коня и направился к каналу Нью-Бейсн.
Эммануэль внимательно посмотрела на напряженное лицо сына. Тот медленно погрузил ложку в суп из стручков бамии и отправил ее в рот.
- Я слышала, что ты сегодня утром удрал от офицера-янки, - сказала она. - Внизу, у пристани. - Она узнала об этом от старого итальянца, который каждый день возил тележку со свежими фруктами по улицам квартала Куотер, и у нее тревожно сжалось сердце.
Доминик виновато сдвинул брови. Люди всегда рассказывают матери о его проделках. Так уж принято в Куотере.
- Я пел «Красивый синий флаг», - произнес он, подняв подбородок.
- Ох, Доминик, будь осторожнее.
Ложка Доминика с шумом ударила по краю тарелки.
- Думаешь, этот янки меня испугал? Я ненавижу их. Они убийцы, воры и подонки.
- Доминик… - произнесла, наклоняясь вперед, Эммануэль. К своей тарелке она так и не притронулась. - Послушай меня. Как ты можешь судить о каком-то человеке - и даже ненавидеть его - по одной только форме?
Доминик укоризненно посмотрел на нее большими глазами:
- Ты тоже ненавидишь янки. Когда женщина из «Батон-Руж» рассказала тебе, как патруль северян разбил ее мебель, разорвал одежду и украл серебро, ты сказала, что янки - мерзкие, жалкие чудовища. И еще ты говорила о том, что хотела бы, чтобы земля разверзлась и поглотила все синие мундиры на Юге.
Эммануэль какое-то время молчала. Она думала о том, слышал ли Доминик крики женщины, чью пятнадцатилетнюю дочь грубо изнасиловали солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89