Наконец ее всхлипы утихли и он осторожно подвел ее — нет, не к обычному их месту, а к двойной скамье, чтобы сидеть с ней рядом.
— Мне так жаль, любимая... — пробормотал он. — Посейдон никогда не думает, кого бьет. Он зол на твоего отца — вот и поразил бы его.
Ариадна вскинула голову.
— И получил бы в Кноссе царя далеко не столь преданного и щедрого в жертвах? Минос обманул Посейдона лишь раз — да и то отдал трех быков за того, что присвоил. — Голос ее оборвался, она опять начала всхлипывать. Дионис притянул ее к себе и крепко обнял.
— Что я могу поделать, любимая? Нет такой силы, что превратит Минотавра в человека. Ни у меня, ни у Гекаты — а ей доступна магия, во многом превышающая Дары олимпийцев. Но даже и она не может исправить сделанного Посейдоном. Я спрашивал. Спрашивал даже у Зевса. — Дионис помолчал, приподнял ее личико и поцеловал полные слез глаза. — Лучше бы ты послушалась меня восемь лет назад, — грустно проговорил он. — Это спасло бы от горя многих — и самого беднягу быкоглавого тоже.
Ариадна вздохнула.
— Возможно. Но он был так мал, беспомощен, так ужасно уродлив... Убить его? Нет, я бы не смогла.
— У тебя слишком мягкое сердце. Он уже давно не маленький и беспомощный. А сейчас вот убил ни в чем не повинного слугу. И как же теперь быть?
— Что есть, то есть — говорить ты горазд. — Ариадна оттолкнула его. — Ты говоришь так, будто никогда не убивал сам, будто сам ты — не жестокий бог, который не дает себе труда хотя бы попробовать помочь тем, кто почитает его. Я прощала тебе все ужасы. Я говорила себе, что причиной им — непонимание. Теперь я вижу, что обманулась. Тебе попросту все равно. Наверное, тебе весело было смотреть, как мать и служанки Пентея рвут его в клочья. Ты...
— Нет! — побледнев, вскрикнул Дионис. — Я не хотел этого! Я убивал и позволял убивать, чтобы напитать лозы, но только злодеев и тех, кто сам хотел стать жертвой — а Пентей притеснял женщин, ходивших в мои святилища. Я хотел только освободить их, хотя бы на время, от запретов, которыми он связал их. Я думал — они побьют его, напугают, и он поймет, что должен разрешить женщинам поклоняться мне. Я просто не знал, как сильна их ненависть... — Голос его оборвался, и он в упор взглянул на Ариадну. — Ты ненавидишь меня? — тихо спросил он.
Девушка взглянула ему в лицо, повернулась всем телом и обняла его. Дионис смотрел на нее не видя — глаза его были мутны не от Видения, не от слепоты, а от страха.
— Не за человечность, — проговорила Ариадна. — Не за божественность. Лишь за жестокость и безразличие.
Дионис безмолвно качал головой — слишком поздно осознал он, что попался в ловушку, о которой его столько раз предупреждали. Он любит смертную, любит так глубоко, что не представляет себе жизни без нее.
— Ты должна уйти со мной на Олимп, — вырвалось у него. — Мне мало просто приходить сюда. Я хочу, чтобы ты жила со мной, стала частью моей жизни. Ты упрекнула меня в жестокости и безразличии. Лучше бы упрекнула в невежестве. Откуда мне знать, о чем заботиться? Ты хочешь, чтобы я изменился? Так идем, живи со мной и учи меня.
Ледяная буря поднялась в груди Ариадны, заморозив серебристые лепестки так, что они отдернулись от Диониса.
— Я не могу жить среди богов, — прошептала она, прекрасно сознавая, что настоящая причина — не в этом.
— Они не боги, — рявкнул Дионис. — Мы говорили об этом, и ты читала «Историю олимпийцев». Мы такие же люди, как все, только живем дольше, не приносим жертвы Одаренным, но сами владеем Дарами.
Ариадна зябко поежилась.
— Как можете вы не быть богами, если Уран вызывал чудовищ из недр земли и погребал в ней своих врагов, а Крон отнимал силу у животных, растений, скал?..
— ...и полностью лишился ее, став простым смертным. Ты можешь представить себе Мать лишенной Силы?
— Нет. Я — не могу.
Ариадна нахмурилась: Дионис, сам того не зная, подсказал ей, почему замерзло ее сердце. Мать угрожала лишить ее Дара, если она возомнит себя равной олимпийцам. Нет, что-то тут не так, но Ариадна не могла понять — что, ведь Дионис говорил, что она взыскана Матерью, что во время благословения лоз Сила струилась от нее к нему, а не наоборот... и что ей не нужно бояться олимпийцев, если Мать любит ее.
Она снова поежилась.
— Мать любит меня, пока я в Кноссе. Она не обещала любить меня еще где-нибудь. — Ариадна взглянула на стену, за которой в нише стоял темный образ. — И как можешь ты забрать меня на Олимп сейчас, когда сам должен оставить его? Ты бросишь меня в своем доме, на милость Силена и Вакха?
Дионис вспомнил, почему в последние месяцы перестал уговаривать Ариадну жить у себя, — но страх потерять ее свел эти причины почти на нет.
— Силен не причинит тебе зла, — сказал он. — И Вакх тоже. — Он осекся и быстро договорил: — Погости хотя бы несколько дней, до моего ухода. Я познакомлю тебя с Афродитой, Эросом и Психеей — и с этим озорным сумасбродом, Гермесом. Когда Вакх узнает, что они с тобой в дружбе, — он станет слаще меда.
Увидев, как прекрасен Олимп, Ариадна, быть может, и сама захочет остаться. Что до Вакха — то ему можно отказать от дома. Нет, не выйдет. Вакх наверняка обойдет всех олимпийцев, тесно связанных со смертными, и обвинит Ариадну в изгнании его из дому. Это настроит против Ариадны Афину и Артемиду, а эти могущественные дамы способны так отравить умы остальных, что бедняжка Ариадна будет обречена на насмешки и неприязнь... Да — но если у нее уже будут друзья, тем более такая обольстительная троица, как Афродита, Эрос и Психея, и если они и Ариадна станут держаться заодно...
Дионис мысленно застонал. Они не будут заодно. По крайней мере — в ближайшем будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129