Вслед за этим хор завел древнюю песнь о том, как медленно сменяются времена года и как быстро умирает и возрождается луна.
Ариадна лежала в золотистом коконе — и улыбалась. Ей радостно было дожидаться восхода луны, чтобы с наступлением нового дня приветствовать Мать и чувствовать, как путы лент становятся частью ее самой. Цветок вокруг ее сердца раскрылся, и каждый лепесток был обрамлен золотистой каймой. Дионис? — мысленно окликнула она — и услышала очень тихий, словно он боялся отвлечь, шепот: это время Матери, Ариадна должна думать о ней. Новая радость добавилась к прежней. Лежа на спине, Ариадна чувствовала, что пожелай она только — и полетит.
Когда луна залила серебристым, трепетно-сияющим светом пустую площадку, Ариадна развернулась, поднялась на колени — ее вытянутые руки и пальцы говорили об удивлении, надежде, стремлении к вечному возрождению. Она творила танец встречи, танец радости, легконогая, беззаботная, разом избавленная от всех сомнений и страхов. А потом, когда обряд завершился и она снова стояла в центре площадки, приветствуя жестом фигуры на священном возвышении, Ариадна отважилась поискать глазами Диониса.
Она не смогла найти его. Все собравшиеся на празднестве были критянами — смуглыми, темноволосыми, иные даже красивыми, — но ни один не сиял золотистым пламенем солнца. Впрочем, Ариадну это не расстроило. Напомнив ей, что это день Матери, он дал понять, что не явит себя. Такого благородства она не ожидала и теперь могла только радоваться, хоть он и отказался предстать пред ней. Но он был здесь; он видел ее танец и одобрил его; в этом Ариадна ничуть не сомневалась.
На вершине лестницы Ариадна снова отсалютовала «богу» и «богине». Теперь она свободна. Большинство танцоров, окруженных родней и друзьями, поглотала толпа. Ариадне удалось ускользнуть. У нее не было ни малейшего желания праздновать со всеми. Она уже отпраздновала — и от всей души. Окутанная теплом, хранимая полученной от Матери Силой, спокойная и довольная она вернулась к себе.
Назавтра Ариадна проснулась рано, но — ведь обязанностей в храме у нее было немного, да и те легкие — не стала вставать и снова погрузилась в сон. Однако желудок — он как будто прилип к позвоночнику и настоятельно требовал, чтобы его наполнили — в конце концов вынудил девушку подняться. Одежный ларь вызывал у нее теперь одни только вздохи. Юбка для занятий танцами измялась, в нескольких местах ее пятнала кровь — один раз Ариадна промедлила с наложением на жертву стазиса. Девушка бросила ее на крышку сундука: рабы заберут и почистят. Оставалась еще юбка для посвящения, чистая и аккуратно сложенная; но только сумасшедший стал бы носить кипенно-белую вещь в будни.
Подстегиваемая голодом, Ариадна пожала плечами и облачилась в килт. Может, он и не особенно подходил для ее нового положения, но ничего другого у нее не было. Ладно. Сегодня у нее должно найтись время сходить к отцу и попросить у него женскую одежду. Замужем ей все равно не быть, но приданое сгодится и для жрицы. Размышляя, просить ли ей одежду прямо с порога или после небольшой беседы — и если разговаривать сначала, то о чем, — Ариадна дошла до туалетной комнаты, умылась, причесалась и отправилась в трапезную — которая была уже почти пуста.
Однако, к ее удивлению, там оказалась Федра. Обычно, если только с ними не занимались наставники, Пасифая всегда находила дочерям дела — приглядеть за домашними рабами, отнести записку в мастерские или что-нибудь еще в этом же роде. Ариадна подозревала, что теперь, когда она занята храмовыми делами, Федру совсем загоняли. Ей так и не удалось выкроить время позаниматься с сестрой танцами, но теперь в этом не было нужды. Хотя — кто знает? В жизни ни в чем нельзя быть уверенным.
Ариадна взяла свой завтрак, решив устроиться рядом с сестрой. Подойдя, она заметила, как Федра подавлена; глаза ее покраснели, а губы покусаны. Ариадна ощутила укол совести. Как бы занята она ни была, как бы ни уставала, работа приносила ей только радость. Федра же трудилась за двоих на неблагодарную и безжалостную хозяйку.
— Ох, сестренка, — вздохнула Ариадна, садясь рядом, — прости, что бросила на тебя все эти дела по дворцу. Клянусь, я совсем замоталась, исполняя волю моего бога, ни минутки свободной не было. Но сейчас дела в храме закончены, и я с радостью помогу тебе.
— Я ничем не занята, — угрюмо произнесла Федра. Ариадна, готовая выслушать длинный перечень забот, чуть не подавилась куском сыра.
— Ничем? — переспросила она, откашлявшись. — Тогда почему ты плачешь? Я подумала — от усталости.
— Мне страшно, — прошептала Федра.
— Страшно!.. — так же шепотом повторила Ариадна, хотя подслушивать их было некому. — Что случилось?
— Ничего, — очень тихо ответила Федра и содрогнулась. — Но непременно случится... и скоро... нечто ужасное...
— Ох, Федра. — Ариадна перевела дух и тряхнула головой. — Опять ты пугаешь себя страшилками. И меня сейчас перепугала чуть не до смерти. Ну что тебе за радость во всем этом роке и мраке?.. И почему ты думаешь, что случится что-то ужасное?
— Потому что Дедал злится так, что готов разнести дворец. Потому что мама — а она ненавидит Дедала — просидела всю декаду в его мастерской, уговаривая его сделать что-то, чего он делать не хочет. Потому что Дедал ходил к отцу и просил его приструнить маму, но отец, хоть и выглядел так, словно ему оторвали яйца, велел Дедалу исполнить то, о чем она его просит. И в мастерскую не пускают никого, кроме Дедала и мамы — даже Икара выгнали.
В ответ на первую фразу Федры Ариадна пожала плечами и продолжала спокойно есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129