– По желанию графа он находится в отдельной комнате в гостевом доме аббата.
Лицо Моджера, которое до этого было бледным, покраснело от ярости. Монах воспринял это как проявление радости и улыбнулся.
– Он в безопасности, в полной безопасности.
– Могу я увидеть его? – спросил Моджер. Улыбка на лице прислужника погасла.
– Увидеть – да, поговорить – нет. Его сильно лихорадит, и он, наверное, не узнает вас… Мы стараемся, – добавил он, – не беспокоить его.
– Сильный жар? – Голос Моджера опять задрожал от надежды. Может быть, удача избегала его только затем, чтобы дать Вильяму умереть своей смертью? Может быть, Вильям обречен умереть от ран? – Его жизнь в опасности? Вчера вы сказали, что он будет жить.
– Бог милостив. – Голос монаха выдавал его беспокойство. – Но жар оказался сильнее, чем я ожидал, а раны, особенно в плече, которые я оперировал, чтобы извлечь стрелу, воспалились.
– Вы отведете меня к нему? – спросил Моджер.
– Да, конечно, – сказал монах. Он позвал другого прислужника и объяснил ему, куда отвести Моджера, попросив того еще раз не входить в комнату или по крайней мере не разговаривать с Вильямом.
– Люди в лихорадке обретают силу, – заметил монах, – какой от них никогда не ожидают в столь ослабленном состоянии. Если, допустим, вы напомните ему о каком-то долге, который ему покажется невыполнимым или, скажем, неотомщенным, он может вскочить с кровати, раны откроются или он простудится. Это было бы гибельным для него.
– Нет-нет, – заверил его Моджер, – я не буду с ним разговаривать.
Моджеру не повезло: инструкции монаха слышал и прислужник. Хотя Вильям был один, беспокойно мечущийся и бессвязно бредящий, Моджер не отважился попытаться избавиться от своего сопровождающего или войти в комнату под его присмотром. Он вернулся в лагерь, проклиная графа Херфордского за его чрезмерную предусмотрительность.
Только признательностью за то, что Вильям возглавил операцию, такое особое внимание не объяснишь. Однако не все потеряно. Моджер заметил в комнате вещи Вильяма. На этот раз ошибки не будет. Он представил себе, как в лихорадочном бреду больной закалывает себя своим собственным ножом, полагая, что он на поле брани.
Моджер не спеша пообедал, обдумывая различные варианты, как вслед за Вильямом отправить в могилу Раймонда. Затем он позабавился с одной из самых красивых шлюх в лагере и с наступлением темноты отправился с Эгбертом в аббатство, сказав ему, что убит не тот человек. Его слова не были слишком резкими. Моджер понимал: Эгберту пришлось работать в спешке и темноте. К тому же его ненависть к Вильяму с каждой неудачей только возрастала, и теперь он с величайшим наслаждением представлял себе как вонзается нож в его тело.
Никто не задал никаких вопросов, когда Моджер въехал в ворота аббатства. Многие люди из лагеря приходили навестить своих товарищей или забрать вещи тех, кто умер, чтобы отправить их родственникам, и сторож не обратил никакого внимания на прибывших. Эгберт подъехал к небольшой боковой двери в западной стене, ведущей к резиденции аббата, и спрятал лошадь. Он натянул на голову капюшон, чтобы спрятать лицо, и позвонил в колокольчик. Эту дверь всегда держали закрытой, но монах, работавший в доме аббата, обязан был отвечать на звонки. Когда Эгберт объяснил ему причину своего визита, монах раздраженно предложил ему обойти кругом и войти через главные ворота. Эгберт смиренно попросил прощения и сказал, что идти далеко, а ворота могут закрыть, пока он будет добираться до них. Монах впустил его. Заперев за Эгбертом дверь, он объяснил, как пройти к гостевому дому, и ушел, чтобы заняться своими обычными делами.
Преследуемый собственной тенью, Эгберт пошел в указанном монахом направлении. Он подождал, потом снял ключ, висевший на крючке, отпер дверь и повесил ключ на место. Это было все, что от него требовалось, но он не торопился уходить. Последнее время у него слишком много неудач. Моджср весьма снисходительно относится к этому, но Эгберт не хотел больше искушать судьбу. Он нашел темное место в саду аббата, откуда можно было видеть дверь, сел и стал ждать. Может пройти несколько часов, пока Моджер не сумеет прикончить сэра Вильяма. Если вдруг придет какой-то случайный поздний посетитель и обнаружится, что дверь не заперта, эта оплошность будет устранена. Потом Эгберт снова ее отопрет.
Хотя Вильям и был один, когда Моджер заглянул к нему, его одиночество было непродолжительным. Раймонд только ненадолго оставил его одного. После известия об убийстве в лазарете, услышанном им во время еды, его подозрения вспыхнули с новой силой, и он, забыв про завтрак, бросился к графу Херфордскому. Они вспомнили, что монах говорил о намерении переместить Вильяма к окну. Это еще не доказывало, что хотели убить именно Вильяма, возможно случившееся было простым совпадением. Человек, замысливший убийство, редко останавливается, чтобы украсть ножи и кошельки. И все же это было довольно странное совпадение.
Первой реакцией Раймонда было желание снова и немедля переместить Вильяма, но граф охладил его пыл. Столь отчаянные попытки прикончить Вильяма не остановить только перетаскиванием его в разные места. Они возобновятся, как только станет известно, где он находится. Было бы значительно лучше, настаивал граф, поймать тех, кто пытается его убить.
Конечно, нельзя направить в аббатство военный отряд. Даже если бы граф сумел сломить сопротивление аббата, такая акция наверняка насторожила бы предполагаемого убийцу, который временно отказался бы от своего намерения. В конце концов, было решено:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130