Спустя неделю, однако, он начал задавать себе вопросы. Рианнон привлекала внимание молодых «самцов» двора так, как никогда раньше. Ллевелин был не слишком рад этому – он надеялся, что она предпочтет Саймона, если вообще выберет кого-либо. Когда же прошла и вторая неделя, Ллевелин начал опасаться, что Рианнон решила выбирать себе мужчину по-старинному: кто уцелеет в сражении за нее, тот и возьмет. Он мог, разумеется, положить этому конец, отправив ее домой, но в известном смысле это было даже на пользу. Существовал строжайший запрет на любимое летнее удовольствие валлийцев – совершение набегов на английские твердыни в Уэльсе и на границе. В данный момент Ллевелину не хотелось допускать никаких действий его людей, которые могли бы отвлечь внимание англичан от беззакония их короля и его министров.
После поражения, которое Генрих потерпел в 1231 году, и перестройки замка под названием Моулд Ллевелин каждую минуту ожидал нападения. Однако Генрих был так занят придворными интригами, что забыл об армии. Ллевелин знал, что теперь прошел призыв, и армия должна собраться в Глостере на Успение Святой Марии, но, что Генрих планировал предпринять после, было не ясно. Осведомители Ллевелина докладывали, что официально объявленная цель созыва армии – атаковать вассалов опального Хьюберта де Бурга в Ирландии. Ллевелин не верил этому. Даже Генрих, не говоря уже об этой хитрой лисе Винчестере, не отправился бы с армией в Ирландию, если половина людей на юго-западе открыто восстала, а многие бароны в остальной части страны были на грани мятежа.
Скорее всего армия собиралась обуздать Гилберта Бассетта, а также его братьев и сторонников. Если это так, то остальные бароны могли восстать против Генриха. Ничто не могло доставить Ллевелину большее удовольствие, чем затяжная кровавая гражданская война в Англии. Это было выгодно ему, и он сделал бы все, что мог, чтобы поддержать ее. Однако – и это казалось вполне возможным – армию могли собрать для нападения на Уэльс. Войну с Ллевелином могли развязать умный министр или король, чтобы отвести враждебность баронов от себя лично.
Итак, Ллевелин строжайшим образом запретил своим главным вассалам участвовать в самом незначительном посягательстве на английскую собственность. В действительности он поклялся заживо поджарить любого, кто осмелится украсть свинью, корову, даже цыпленка, и представить его в качестве жертвы кражи для компенсации потери животного.
Довольно легко было держать под контролем людей в возрасте, имеющих собственность, но более молодые, которые обеспечивали себе средства к существованию за счет того, чем могли поживиться лишь во время набегов, в меньшей степени подчинялись разумным требованиям политического характера. Жаждущие больше всего на свете добычи и славы находились при дворе – Ллевелин знал это, и самые жадные и наиболее честолюбивые из них увивались вокруг Рианнон, бросая друг на друга горячие взгляды затем, чтобы тот или иной не оказался удостоенным милости. Пока они были заняты плотскими забавами, соблазняемые возможностью получить приданое от Ллевелина, а также преимуществами кровного родства с ним, равно как и красотой Рианнон, они не могли сформировать отряд для совершения набегов.
Обычно Ллевелин предпочитал, чтобы голодные молодые люди грабили на пограничных территориях или даже совершали набеги в Англию, а не убивали друг друга. Он находил хорошее применение каждому драчливому петушку при своем дворе. Однако именно сейчас он предпочел бы, чтобы они убивали друг друга за Рианнон, а не разрушали сомнительный политический баланс с Англией. Самое забавное: ни один из тех, кто домогался его дочери, не имел ни малейшего шанса на успех. Именно это заставляло Ллевелина задавать себе вопрос: а что, по мнению Рианнон, она делала?
К тому времени сама Рианнон не могла бы ответить ему. Вначале она рассчитывала оглядеться день или два, выбрать мужчину, который интересовал бы ее больше других, и соединиться с ним. Это было довольно легко выполнить теоретически, на практике же оказалось невозможным. Имелось достаточно привлекательных мужчин, и все они бесконечно желали угодить ей, и все угождали, пока не дошло до последней стадии плана Рианнон. Правда заключалась в том, что она не имела ни малейшего намерения отдавать свое тело кому-либо из них. И пришла к неизбежному выводу, что ее терзало не некое обобщенное желание. Она, подобно телке, еще не вступила в свою пору. Был лишь один мужчина, которого жаждало ее тело.
Пока Рианнон упорно боролась с новой проблемой, которую породило это откровение, она продолжала, так как не могла придумать способа резко покончить со всем этим, флиртовать. Конечно, она действовала с холодным расчетом, но это лишь создавало новые трудности. Сейчас, поскольку ее голова не была забита разрешением проблемы, кого из мужчин выбрать, она заметила враждебность, которую вызвала среди своих воздыхателей. Это побудило ее, переполненную угрызениями совести, поспешить к своему отцу. Но тот только от души посмеялся и попросил ее не отдалять своих поклонников слишком поспешно.
Объяснение им причин подобной отеческой заботы освободило Рианнон от беспокоивших ее мыслей, но вместе с тем создало определенную проблему. Она собиралась написать Саймону и попросить его вернуться.
Однако, тщательно обдумав этот вопрос, Рианнон поняла, что Саймон был единственным, которого она не хотела бы видеть при дворе именно сейчас. Отвечал он или нет цели ее отца, заключающейся в удержании своих диких самцов от набегов, Саймон, по-видимому, не подходил на роль одного из поклонников в толпе других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133