Погода снова портится, боюсь, мы не успеем вернуться на корабль…И, не обращая внимания на оскорбленное выражение адъютанта, пробурчавшего даже себе под нос что-то вроде «медведь неотесанный», Турнемин подвел удивленную такой поспешностью супругу к хозяевам и, распрощавшись с ними, покинул дворец губернатора.— Что случилось? — спросила Жюдит, пока коляска катила по чудесной аллее из цветущих деревьев. — Не слишком-то вежливо так торопиться.— Вам и в самом деле доставило бы удовольствие, если бы этот наглец еще час или два терся возле вас? Думаю, мне пришлось бы в завершение вечера надавать ему пощечин, чтобы научить, как следует смотреть на порядочную женщину…Жюдит на несколько секунд онемела, а потом вдруг расхохоталась чуть дрожащим смехом:— Ей-богу, вы ревнуете!В ответ Турнемин тоже засмеялся.— Ревную? Какая может быть ревность между супругами? Ревнуют, когда любят, а любовь, как вы сами знаете, не имеет ни малейшего отношения к супружеской жизни. Дело не в этом.Просто я требую, чтобы к вам относились с уважением. Вы носите мое имя.— Если бы у меня и оставались какие-то сомнения по поводу чувств, которые вы ко мне питаете, они бы немедленно рассеялись после такого заявления. Трудно более ясно дать понять женщине, что ее не любят… больше не любят…— Разве это имеет для вас хоть какое-то значение? Вы ведь и не скрывали, что место в вашем сердце, которое, как я считал, принадлежало мне, занял другой. Так какое же вам дело до моих чувств?Жюдит не ответила, а Жиль не решался взглянуть на нее. Вот она, рядом, душистая тень в белом шелковом платье, ему известно, какой очаровательной, какой женственной она может быть, но ему все равно, и укол самолюбия ничего тут не изменит. Нет, он не ревновал жену. В этом Жиль не сомневался, больше того: если бы Рандьер так раздевал взглядом не ее, а Мадалену, он бы не сумел сдержаться — это точно. Кровь бросилась бы ему в голову, и злосчастный ужин наверняка закончился бы дуэлью…Вдруг Турнемин почувствовал, как его руку легко тронула нежная кисть.— Жиль, — прошептала Жюдит, — а ведь мы с вами впервые выезжаем вместе. Впервые мы предстали в свете как супружеская чета.— И, надеюсь, не последний. Придется привыкнуть жить вместе, выезжать, принимать, и я этому рад.— Правда? Вы говорите искренне?— Разумеется. Вы очень красивы, Жюдит, любой мужчина с хорошим вкусом был бы горд вашим обществом.Она снова грустно рассмеялась и взглянула на профиль мужа, четко вырисовывавшийся на светлом фоне лунного неба.— Речь идет о чисто эстетическом удовольствии, если я правильно поняла? Я что же, всегда буду для вас… элементом украшения? Я вас совсем не волную?На этот раз он сам повернулся к ней, и его, словно пуля, сразила совершенная красота жены. Она была расстроена, и это ей очень шло.Глаза сверкали, как черные бриллианты, влажные губы слегка дрожали, едва прикрытая кружевом грудь трепетала. На мгновение образ белокурой Мадалены потускнел. Жиль с ужасом понял, что Жюдит внушает ему все ту же свирепую страсть, что и раньше. Он готов был обнять ее, покрыть поцелуями, задушить ласками, чтобы увидеть с радостью, как бледнеют ее глаза, услышать крики сладострастия.Он уже наклонился к Жюдит, к ее нежным губам, зовущей груди, когда между их тянущимися друг к другу телами проскользнула тень, тень подло сраженной Розенны — далеко от бретонских берегов спит вечным сном кормилица Жиля, и виной тому сводящая его с ума сирена, это она ударила Розенну камнем, словно охотник зверя. Женщина, что носит его имя, — убийца. Уж ему-то известно, как ловко она может поймать мужчину в расставленные сети. Она же прекрасная актриса, и это волнение — тоже наверняка не больше чем игра…Опасные чары, державшие Жиля в плену всего несколько мгновений, рассеялись. Он отпрянул.— Разве я уже вам не доказал… может, чересчур выразительно, что не совсем равнодушен к вашей красоте?— Как не равнодушны, без сомнения, и к любой другой женщине?— Но вы — это вы, а не какая-то другая…— Не нужно так, прошу вас. Уж лучше горькая правда, чем все эти недомолвки. Вы меня желаете, и ничего больше…В голосе Жюдит зазвучал гнев, глаза ее сверкнули. Жиль улыбнулся.— Разве вам мало? Не каждая женщина может этим похвастаться. Да, не стану скрывать, порой я страстно вас желаю. У вас такое тело, что ни один нормальный мужчина не остался бы равнодушным.Экипаж выкатил на набережную Вильвер и набрал скорость. Теперь молодых людей обдувал довольно свежий ветерок, но Жюдит, словно изнемогая от жары, раскрыла веер и принялась нервно обмахиваться. Словно сверкающая бабочка билась у нее в пальцах. Она закусила губу и отвернулась.— Даже много, — проговорила она сквозь зубы. — А вам не приходит в голову, что я могу и отказаться исполнять роль жены из гарема, которую вы с такой щедростью мне уготовили? Надеюсь, на этом острове уже научились делать замки и задвижки?Жиль резко схватил жену за руку, в которой она держала веер, и, придерживая ее за подбородок, вынудил повернуть голову в свою сторону.— Не советую вам ими пользоваться, дорогая!В моем доме вы будете вести себя, как подобает супруге. Я жду от вас потомства — я хочу иметь сыновей и дочерей. А потому запомните хорошенько: если вы мне понадобитесь, ни один замок, ни один самый прочный засов меня не удержит.И уймите свой гнев, не сверкайте так глазами, мы уже приехали — не станете же вы устраивать мне сцену прямо на улице.И в самом деле, экипаж обогнул набережную и подкатил к причалу, куда должна была подойти лодка с «Кречета». Турнемин, как бы в знак примирения, торопливо поцеловал руку жены, которую все еще сжимал за запястье, достал из кармана сигнальный свисток и свистнул — три раза коротко и два длинно, вызывая шлюпку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133