На пересечении крыльев находилась ванная комната, кабинет Финнегана и крохотная комнатка — аптека. Светлая и безукоризненно чистая больница была гордостью Турнемина и Финнегана.Взорам Жиля и Понго открылась совершенно неожиданная картина. Финнеган в гневе грыз ногти, в то время как незнакомый монах, один из братьев госпиталя Шарите в Кап-Франсе, выстроил посреди комнаты пять молодых негритянок, прыскавших со смеху, и внимательно осматривал женщин одну за другой, щупал им животы и даже прикладывался к ним ухом с ученым видом, страшно действовавшим на нервы ирландцу.— Что это значит, святой отец? Чем вы занимаетесь? — спросил Жиль не слишком любезно. — Зачем вы ощупываете этих женщин?Монах был стар, лицо суровое, волосы и борода седые и довольно грязные.— Здравствуйте, господин де Турнемин. Прошу, не мешайте мне заниматься делом, возложенным на меня Святой Церковью.— Не понимаю, какое отношение Святая Церковь имеет к моей плантации, — ответил все так же резко Турнемин. — Однако прежде всего представьтесь, будьте так любезны.— Я брат Игнатий, один из лекарей госпиталя Шарите. Как нам стало известно, тут, на плантации, предаются сексуальным излишествам и не слишком считаются с пристойностью. Ведь эти женщины беременны, не так ли?— Безусловно, однако я никак не возьму в толк, при чем тут ваш госпиталь? — взорвался Финнеган. — На любой плантации, где работают мужчины и женщины, рождаются дети. И для семей чернокожих, и для хозяина это только благо. Мне хотелось бы знать…Жиль положил ладонь на руку развоевавшегося не на шутку ирландца, чтобы его успокоить.— Не волнуйся, Лайам! Брат Игнатий сейчас, конечно же, посвятит нас в эту маленькую загадку. Слушаем вас, святой отец. Что вы собираетесь делать?— Вы признаете, что эти женщины беременны?— Естественно. Разве не заметно?— В таком случае отведите их к моей повозке: я забираю негритянок в госпиталь.— Неужели? И зачем же?— Чтобы они там разрешились от бремени.Мне не хуже вас известно, что беременные женщины есть на каждой плантации. Остается выяснить от кого? Например, эти сказали мне, что незамужем.— Допустим. Пока не замужем. И что же?— Как что?Брат Игнатий заговорил вкрадчиво, настойчиво и чуть презрительно:— Вы здесь недавно, господин шевалье, иначе знали бы, что всякая негритянка, уличенная в том, что она имела связь с белым мужчиной и носит его ребенка, подлежит конфискации и должна впредь трудиться на Церковь.— Возможно. Но почему вы считаете что именно эти чернокожие родят мулатов?— Да потому… что вы или другие белые на плантации вполне могли им поспособствовать.Жилю пришлось сделать над собой чудовищное усилие, чтобы не схватить святошу за шиворот пыльной сутаны и не вышвырнуть его вон.— Если эти женщины и впрямь беременны от белых, то ни я, ни мои друзья тут ни при чем.Мы с Пьером Готье и доктором Финнеганом всего три месяца на плантации, а у них срок беременности куда больше. Может, это и вправду работа Легро и его надсмотрщиков, только сами рабыни это отрицают.— Вы уверены в своих словах? А в Кап-Франсе утверждают, что перед вами не устоит ни одна женщина и что вас, господин де Турнемин, не смущает цвет их кожи. Говорят, будто в самый день прибытия на остров вы успели побывать в паланкине у метиски… Вас видели.— Видели? В самом деле? Вот уж не думал, что моя скромная персона вызывает такой интерес в Кап-Франсе. И давайте закончим на этом, любезный брат. У нас много работы и совсем нет времени на болтовню…— Спорить не стану, но женщин заберу.— Об этом не может быть и речи.— Святая Церковь по закону…— По закону, говорите? — вмешался Финнеган. — Наши добрые апостолы добывают себе таким образом бесплатных рабов… Не позволяй, Жиль. Он не имеет права.— Слышали, что сказал доктор? — холодно спросил Турнемин. — Мне добавить нечего. Эти женщины — моя собственность, и они останутся тут. Если же Церкви не хватает слуг, то позвольте мне сделать небольшое пожертвование, вы сможете купить на это двух-трех рабов на ближайших торгах. Вчера вечером прибыл корабль с Золотого Берега, карантинные бараки полны.Он достал из кошелька несколько золотых и вложил их в протянутую руку. В глазах святого брата под густыми бровями вспыхнул жадный огонек. Мгновение он колебался, раздираемый желанием сохранить достоинство и алчностью. Победило последнее. Ладонь его сжалась, и монеты исчезли под испачканной серой тканью сутаной.— Принимаю это как первое проявление вашего послушания Господу. Но женщины…— Останутся тут! Я уже сказал. Пойдемте, брат Игнатий, я провожу вас к повозке. Вам, наверное, еще предстоит объехать другие плантации. Не могу поверить, что вы проделали столь долгий путь лишь ради «Верхних Саванн».— А между тем это именно так. О ваших деяниях стало известно монсиньору епископу или, точнее, его наместнику, поскольку, как вам известно, монсиньор…— ..никогда не покидает Франции! — насмешливо закончил за него Финнеган. — Никто не посмеет утверждать, что мы избалованы вниманием духовенства. С тех пор как изгнали с острова иезуитов, тут осталась одна шушера.— Постой! — прервал его Жиль. — Так вы говорите, обо мне донесли епископу? Кто же, хотелось бы знать? И о каких таких опасных, с точки зрения Церкви, деяниях идет речь?Монах прищурился, словно целился в Жиля из пистолета.— Церкви кажется странным сам ваш неожиданный приезд на остров, ваше стремительное вступление во владение этой землей вскоре после отъезда юного Ферроне. А еще более странным выглядит бегство этого дворянина после… предполагаемой смерти родителей.— Что значит предполагаемой? Что вы имеете в виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133