Он понимал, что его возлюбленная права, но ему были хорошо известны нравы его собственного двора. А вдруг кто-нибудь осмелится посмеяться над принцессой или намекнуть наследнику, что внешность его молодой жены не вдохновила бы на мадригал ни единого поэта?
— Итак, дорогая, я рад, что вы разделяете мою приязнь к дочери баварского курфюрста, — заявил наконец Людовик. — Откладывать свадьбу я не намерен, но прежде сделаю так, чтобы никому из наших придворных остроумцев и в голову не пришло оскорбить принцессу пускай даже насмешливым взглядом.
И король подробно объяснил госпоже де Ментенон, что он собирается предпринять. Госпожа де Ментенон одобрительно кивала.
Вечером следующего же дня, едва королева села за обеденный стол, ее церемониймейстер объявил о приходе Его Величества. Король не удостоил взглядом никого из присутствовавших в зале. Он стремительно пошел вдоль стен, явно подыскивая подходящее место для того портрета, что виднелся у него под мышкой. Вскочившие при неожиданном появлении монарха придворные удивленно провожали его глазами.
— Вот здесь! — И король остановился напротив одного из окон и ткнул пальцем в алые, затканные лилиями обои. — Гвоздь!
Из-за спины Людовика быстро выскочил лакей и ловко укрепил на стене изогнутый в виде крючка огромный гвоздь. Король собственноручно повесил на него живописное изображение Марии-Кристины, отошел на несколько шагов, склонил голову набок, невнятно промычал нечто одобрительное, а затем повернулся к столу и громогласно объявил:
— Это принцесса Баварская, которая весьма скоро станет нашей дочерью. Она не красавица, но все же очень привлекательна и обладает множеством достоинств.
Слова короля прозвучали даже слегка угрожающе. Немудрено, что все стали подходить к портрету и восторгаться внешностью принцессы Баварии. У стены возникла легкая толчея, одной из дам впопыхах наступили на подол, у другой выбили из рук веер… Но больше всего не повезло горностаю, которого его хозяйка почему-то не оставила на стуле, а понесла с собой к портрету. Даму ненароком толкнули, золоченая клетка упала и покатилась по паркету. Зверек беспомощно молотил лапками воздух и испуганно попискивал.
— Однако и донимают же, как видно, блохи бедняжку графиню! — шепнул насмешливо кавалер, кинувшийся поднимать клетку, своему приятелю. — Подумать только: не может расстаться с этим ловцом насекомых даже на несколько минут! Повсюду за собой таскает!
И он с поклоном протянул горностая графине.
…Когда король ушел и суматоха улеглась, все принялись обмениваться впечатлениями. Внешность невесты принца не понравилась ни одному из присутствовавших за обедом — и самой королеве тоже.
— Отрадно, конечно, что она не так уродлива, как Мадам, — выразил общее мнение некий юный чернокудрый виконт, — но все же на удивление некрасива. И этот ее нос… Какое-то он производит неприятное впечатление.
Но что дофин? Каково было его мнение о портрете?
— Сын мой, — сказала как-то поутру королева, — вы уже видели изображение Марии-Кристины? Как она вам показалась?
— Я все еще не удосужился, матушка, — лениво ответствовал принц. — Вы же знаете, у меня ни минуты свободной. То скрипачи, то охота… И потом, меня в последнее время какая-то странная сонливость одолевает. Только с постели поднимешься, как опять лечь тянет.
Королева встревожилась и стала расспрашивать принца о здоровье. Портрет был забыт.
И все-таки спустя дней десять дофин — едва ли не случайно! — забрел в зал, где висело полотно де Труа, и окинул его безразличным взором. Все затаили дыхание в ожидании вердикта молодого Людовика. И он его произнес.
— Меня не волнует, насколько уродливой окажется моя жена. Пускай только будет умна и добродетельна, — изрек принц и отправился на верховую прогулку.
Но если дофин был вполне доволен, то его отец чем дальше, тем больше изводил себя разнообразными терзаниями. Каждую ночь королю снился пресловутый нос Марии-Кристины, причем иногда он выглядел таким устрашающим, что несчастный Людовик XIV просыпался в холодном поту.
— Нет-нет, напрасно я согласился на этот брак, — жаловался он своей возлюбленной и требовал, чтобы она убеждала его в обратном. Госпожа де Ментенон тяжело вздыхала и в сотый раз объясняла королю все выгоды союза с Баварией.
— Она в Лотарингии! — вскричал как-то Людовик, ворвавшись в покои любовницы. — Я не могу больше ждать! Нетерпение сводит меня с ума. Я жажду взглянуть на ее нос и потому немедля отправляюсь ей навстречу!
— Одумайтесь, друг мой, — ласково попеняла королю госпожа де Ментенон. — Так не годится. Не монаршее это дело встречать будущую невестку чуть не у самой границы. Отправьте туда кого-нибудь… да хоть вашего дворецкого Сангена. Он человек правдивый и непременно сообщит вам все как есть.
Скрепя сердце король согласился и строго-настрого наказал Сангену ничего не таить и подробно описать свое первое впечатление от встречи с принцессой.
…Спустя неделю от Сангена пришла депеша.
«Сир, — писал не умевший лгать дворецкий, — поверьте старому преданному слуге: на второй взгляд Ваше Величество останется доволен».
— Я ничего не понимаю! — кричал король, бегая по будуару госпожи де Ментенон. — Ничего! Какова же она из себя? Господи, да когда я наконец увижу ее собственными глазами?!
Долгожданная встреча произошла возле реки Витри, куда король прибыл вместе со своей свитой. Завидев вдалеке запыленные кареты, в одной из которых ехала его будущая невестка, Людовик так разволновался, что обругал ни в чем не повинную королеву и поспешно выбрался из экипажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127