После семи часов непрекращающихся возлияний я ощутил себя таким прожженным ловкачом, что хоть сейчас в шпионы.
– Так что у вас там было с этой?..
– Ты о чем?
– Ты знаешь, о чем я... О тебе и об этой старой... э... чтоб ей... да Сьюзи!
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Слушай, да что тут такого? Со мной можешь поделиться, я никому не расскажу. Ты ее когда-нибудь трахала?
– Нет, никогда.
– А она говорит иначе, – изящно схитрил я.
– Мне все равно, что она говорит. Я не трахала никого из коллег.
– Ну ладно, не трахала, а... Как там у вас это называется? Лизала у нее?
– Послушай, с какой стати вы все завелись? Между мной и Сьюзи ничего больше нет.
– Значит, было? Давай расскажи нам, не будь такой заразой...
– По какому праву ты меня спрашиваешь? Ты ничем не лучше остальных.
– У меня есть кокаин, хочешь?
– Я ничего тебе не скажу.
– А я и не прошу. Просто я решил проявить гостеприимство и предложил тебе кокаина. Не будь таким параноиком.
(Теперь она станет разговорчивей.) Мы заскочили в женский туалет и, когда никто не видел, метнулись к пустой кабинке и заперли за собой дверь. Я встал на колени и протер сиденье туалетной бумагой, чтобы не занюхать вместе с дозой порцию мочи, затем насыпал из своего стремительно убывающего грамма две более или менее аккуратные дорожки. Стоящая за моей спиной Хейзл скатала в трубочку двадцатифунтовую банкноту, опустилась рядом, вынюхала первую дорожку и передала банкноту мне. Я сделал то же самое, а затем легким движением руки заменил ее двадцатку своей десяткой. Ладно, вы ж понимаете: эта фигня стоит денег. Мы подобрали остатки на свои жвачки, подождали, пока освободится путь, и снова встретились в пабе.
Только тогда я сообразил, что находился в туалетной кабинке с женщиной, у нас было некоторое количество наркоты, а я даже не попытался хоть что-нибудь предпринять. Я решил сберечь пару дорожек на потом и во второй раз повести себя иначе.
Мы с Хейзл мило болтали на все более отвлеченные темы, рассказывали друг другу о детстве. Минуты уходили. В конце концов разговор опять вышел на Сьюзи, и я решил зайти с другого бока.
– И почему люди так ревностно охраняют все, что связано с их ориентацией? Я согласен с этой, которая сказала, что не надо исключать из поля зрения половину населения.
Видите, куда я клоню?
– Правда? Так, значит, тебе доводилось спать с парнями?
– Мне? Нет, иди на фиг! Я имею в виду... Нет, не доводилось, но тут, понимаешь, все очень непросто!
– Ты о чем?
– Так я тебе и сказал!
– А что? Скажи! Я умею хранить тайны!
– Выходит, ты умеешь, а я не умею, так? Бабы могут не болтать, а мужики не могут!
– Что-что? Не понимаю!
– Я о пашей с Сьюзи тайне. Ты хочешь, чтобы я открыл тебе свою большую тайну, а сама запираешься. Не очень-то честно, а?
– У меня нет никакой тайны.
– Ну, как хочешь...
Какое-то время Хейзл обдумывала мое предложение, потом наклонилась ко мне и сказала так тихо, что я ее едва слышал:
– Ладно, там на самом деле ничего особенного нет, но ты все равно никому не говори, договорились?
– Ага, заметано! Рассказывай!
– Нет, сначала ты! Расскажи, что у тебя там за тайна...
– Так не пойдет! Вдруг я откроюсь, а ты нет?
– С какой стати? Давай я все расскажу, но только после тебя.
– Хитрая какая... – тянул я время.
– Что опять не так?
– Сначала ты расскажи!
– Дудки! Слушай, ты сам поднял эту тему, так что рассказывай первый, или я вообще выбываю из игры.
– Давай одновременно, хором, – предложил я.
– Как так? Мы же не услышим друг друга.
– Тогда давай напишем. Договорились? Хейзл согласилась и вытащила из своей сумочки бумагу и ручку. Она протянула все это мне, и я задумался, что бы такого написать. На самом деле ничего у меня за душой не было – просто я хотел, чтобы она клюнула на мое признание и проболталась. Что может сойти за темную и сокровенную тайну? Я не собирался писать, что каждое воскресенье беру за щеку у всяких придурков, сколько бы раз она ни сидела на Сьюзином лице. Всему, знаете ли, есть предел. Нет, что-нибудь такое смачное... И я признался, что люблю, когда девушки с пристежным фаллоимитатором трахают меня в задницу. Здесь нет парней, но все равно – в таком обычно не признаются. Я, во всяком случае, не признаюсь.
Я протянул ручку Хейзл, и она несколько минут строчила, пока не объявила наконец, что готова. Мы обменялись записками, я жадно развернул бумажку и обнаружил там единственное слово: "Лох!" В следующее мгновение она визжала от смеха, а я пытался отобрать у нее свое бредовое признание, но с таким же успехом я мог бы вырывать ребенка из пасти ротвейлера.
– О господи...
Борясь со мной, Хейзл не переставала смеяться.
– Отдай! Отдай! – вопил я, лишь подзуживая ее. – Я пошутил, это все выдумки, я не всерьез! Просто я хотел вытрясти из тебя, что там у вас с этой дурой!
Она толкнула меня локтем в живот, и я свалился на пол.
– Ах так? Ладно же, тогда я и подавно ничего тебе не скажу!
Я тяжело опустился на сиденье, униженный и измученный. Эх, и почему я не написал что-нибудь такое же?
– Какая же ты сука... Я думал, у нас все по-честному!
– Не переживай. Я не собираюсь никому это показывать. Просто хотела тебя поддразнить. Купи мне выпить, и мы вновь станем друзьями.
Я ее послал, но она обещала показать всем мою записку, если я не куплю ей выпить.
– Ты меня шантажируешь?
– Да. Гав-гав-гав! Иди, и тогда я отдам тебе записку.
Я сходил в бар и купил Хейзл водки. Тут мне пришло в голову глянуть, что она мне отдает, и обнаружил там все того же "лоха". Тогда я придержал выпивку, пока не получил настоящую записку.
А трахнуть ее тоже не получилось: пришел ее парень и лишил меня последних надежд на пьяную любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62