Жизнь удивительно смешная штука.
Мы несем и грузим вещи в фургон. Олли быстро осматривает остальные три гаража, которые мы по ошибке вскрыли, надеясь и в них найти что-нибудь стоящее, и возвращается с зарядным устройством и набором инструментов.
Мы забираемся в машину, Олли заводит двигатель, трогает с места и протягивает руку за кассетой.
Я закуриваю.
– Твари! – восклицает вдруг Олли.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Кто-то стащил у нас магнитолу.
– Что? – Я таращусь на то место, где до недавнего времени находился мой «Блаупункт», и вижу лишь пару проводов. – Недоделки! Если мне удастся до них добраться, я... (и так далее).
Ладно, ладно, я с вами согласен: я врун, вор и лицемер. Если хотите, настучите на меня копам.

29
Это был не я

Мэл куда-то запропастилась. На этой неделе я трижды звонил ей, но Мэл ни разу не оказывалось дома. Девица, с которой они живут в одной квартире, говорит, что целую неделю ее не видела. Может, так оно и есть, а может, она просто врет. Причин ей верить у меня нет; к тому же я прекрасно знаю, что девчонки вечно друг друга покрывают.
Я догадываюсь, куда запропастилась Мэл. Наверняка умотала к мамочке и папочке. Она возвращается к ним каждый раз, когда мы с ней ссоримся: льет перед ними слезы, рассказывает, какой я кретин, и лопает мамины пирожки. Но в последнее время мы, кажется, не ругались. По крайней мере я ничего подобного не помню, хотя случается и такое, что я просто не замечаю, что мы поссорились. Я узнаю об этом только тогда, когда Мэл хлопает дверью, уходит на второй этаж, громко топая ногами, или начинает плакать.
Мне чертовски не хочется ехать к ее предкам; они всегда на стороне дочери, а из меня делают законченного злодея. Но я сгораю от желания трахнуться с Мэл.
Поэтому принимаю душ, надеваю чистую рубашку и сажусь в фургон.
Дверь открывает Тони. Мэл с мамашей не показываются, но я точно знаю, что обе сидят на кухне, запихивая друг другу в рот куски шоколадного пирога.
– По всей вероятности, ты совсем потерял стыд, раз отважился явиться сюда.
– Могу я поговорить с Мэл?
– Убирайся! – Тони выходит на крыльцо и приближается ко мне вплотную. – Держись подальше от моей семьи, мерзавец, или я точно сверну тебе когда-нибудь шею!
– Подожди, подожди, – бормочу я, пятясь назад. – Какого хрена... Вернее, в чем, собственно, дело? Я не совершал ничего плохого, поверь...
– Я не шучу, – гремит Тони, делая еще один шаг в мою сторону. – Я переломаю все твои проклятые кости, щенок!
Я сажусь в фургон, выезжаю за ворота, выхожу и закрываю их за собой. Тони продолжает осыпать меня бранью, но уже стоит на месте, не пытается ко мне приблизиться.
– Я доберусь до тебя, так и знай, мерзавец! Подонок! Ничтожество! – орет и орет он.
На окнах в соседних домах раздвигаются шторки: всем интересно посмотреть, что происходит.
– Скажи хоть, что вас всех во мне не устраивает, старый болван? – кричу я.
Физиономия Тони становится багровой; он пулей устремляется в дом и тут же возвращается с бейсбольной битой. В моей голове проносится мысль взять в фургоне лом, но я сразу отказываюсь от нее. Если я обработаю этого кретина, помириться с Мэл мне вообще не светит.
Поэтому я просто запрыгиваю в фургон, кручу у виска пальцем, глядя на Тони, и спокойно уезжаю.
Черт его знает, что я натворил. По всей вероятности, что-то ужасное.
Я иду в кабак, встречаюсь там кое с кем из ребят. Они наперебой советуют мне, как быть, но я пропускаю их слова мимо ушей. Пару часов спустя я еду к Олли, дома его не застаю, некоторое время бесцельно катаюсь по улицам и направляюсь в тот квартал, где Мэл снимает квартиру.
Я знаю, что ее там нет, но надеюсь, что та девица, Речная Собака или как там она себя называет, наконец расскажет мне, в чем я провинился перед Мэл.
Я звоню в дверь.
Речная Собака, или как она там себя называет, наверное, думает, что ее хипповый вид всех очаровывает. У нее в волосах бусины, юбки вечно сидят на бедрах, а еще эта девица слишком часто повторяет словечки типа «обалденно», «детка» и придумывает для себя разные тупые названия – Речная Собака, Горный Козел или что-то в этом духе, я не запоминаю такие глупости.
Даже если бы и запоминал, то не подавал бы вида.
– Ее все еще нет, – говорит Речная Собака, открыв дверь.
– Знаю. Я пришел к тебе.
– Ко мне? Не понимаю.
Речная Собака стоит в дверном проеме; ее красный шелковый халат легонько колышется на сквозняке. Я прихожу в замешательство.
– Мне нужно с кем-нибудь поговорить, – бормочу я, пялясь на ее ноги.
– Я занята, – отрезает она, намереваясь закрыть дверь.
– Пожалуйста... – Я не отрываю взгляда от ее ног. – Послушай, я в отчаянии. Знаю, что я тебе не нравлюсь, но очень тебя прошу, удели мне хотя бы несколько минут. Мэл не хочет со мной разговаривать, а я не понимаю почему. И мечтаю с ней помириться.
– Хорошо, – произносит Речная Собака, отступая в сторону. – Пять минут, не больше.
Я прохожу в гостиную и опускаюсь на диван. Речная Собака спрашивает, не хочу ли я чая, и я говорю, что хочу. Она уходит и через несколько минут возвращается с чашкой некрепкого ароматизированного чая, который они с Мэл обожают. Я не знаю, выпить его или расплескать по полу – как будто случайно.
Речная Собака садится по-турецки на пол к расположенному напротив меня камину и берет в руки чашку с кокосовыми шариками. Полы ее шелкового халата разъезжаются в районе талии, и я таращусь на темные пушистые волосы внизу ее живота. Она небрежным движением поправляет халат, а я делаю глоток чая.
– Что ты хочешь от меня узнать? – спрашивает Речная Собака таким тоном, словно не произошло ничего необычного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71