Сначала был, конечно, возглас. Но Павлик среагировал на него лишь мысленно, потому что не угадал направления… А значит, выстрел, который хлестанул тут же, следом, если верить, что дыра на шапке от пули, а сомнений в этом у Павлика не было, мог быть сделан с крыльца дома Вики. Или… или с прямо противоположной стороны, от сосен.
Павлик возвратился к тополю, чтобы снова повторить каждое свое движение. И опять отступил от дерева. Когда в непоследовательности вчерашних событий треснул Викин забор… И, мысленно опять восстанавливая это мгновение, он теперь вновь рванулся было прочь от тополя. Но коротко глянул в сторону сосняка… и замер, холодея.
Этот неожиданный, цепенящий холод, который сначала как будто неуверенно подкрался к нему, а потом хлынул в него сразу отовсюду, и был первым его ощущением в ту минуту, когда он увидел за деревьями словно бы выросшую из глубины сосен человеческую фигуру.
Неизвестный тоже замер, как он. Даже вместе с ним, одновременно с ним. И это было второе, что осознал Павлик: будто незримая ниточка связала его с человеком в соснах – ниточка страха… Ему показалось даже, что в последний миг неизвестный разворачивался в его сторону, как он – в сторону сосен.
Проглотив испуганный возглас, а может быть, даже неслышно вскрикнув, он бросился бежать в том же направлении, в каком бежал вчера: по тропинке, что, нырнув между оградами, вела к дороге.
Потом, восстанавливая уже это, новое событие, Павлик не мог избавиться от убежденности, будто заметил, как одновременно с ним повернулся и неизвестный, чтобы раствориться в глубине бора.
«Только я сама знаю…»
До садов Павлик не добежал. Нырнул в проход между оградами за Викиным двором. Об осторожности, которой учил накануне Костя, не думал. К тому, чтобы использовать ближайшее укрытие, подхлестнуло неодолимое желание спрятаться. А кроме того, бежать до дома у него не хватило дыхания. Прижался к забору у самого выхода, чтобы видеть сразу и дорожку вдоль домов и огороды за противоположным выходом, если бы кто появился на задворках. Но не уловил никаких признаков погони.
Впрочем, теперь, когда он остановился, дыша через пересохшие губы, он уже понял, что опасность миновала его, что тот, кто был в соснах, двинулся не за ним, а в обратную сторону, к Жужлице. И трясло его теперь уже не столько от страха, сколько от изнеможения после бега.
Просматривая Анину записную книжку, он запомнил фразу «только я сама знаю, что трусиха» еще и потому, что был тоже не из отчаянных. И кроме него, об этом никто не знал. Теперь, как запоздалая реакция на чистосердечное Анино признание, к нему пришел стыд… Нет, не за то, что он бежал. За свою беспомощность перед страхом, от которого еще теперь расслабленно кружилась голова, за то, что не поборол его. А бежать он, конечно, должен был. И Костя подтвердит, что должен. Вчера ведь они, когда надо было, все трое бежали… Вдобавок, примерно с того места, где Павлик разглядел человеческую фигуру, если не от Викиного дома, и был произведен выстрел… Случайно ли человек появился там?
Как ни кошмарно завершилось это предприятие, Павлик сделал благодаря ему одно важное открытие: древний тополь за огородами – это и есть Анина секвойя, иначе не могло случиться близ него столько неожиданностей раз за разом. И что-то у Ани было связано с ним. Теперь Павлик не сомневался в этом. Хотя он вчера еще, когда в бессоннице размышлял о ее загадочной фразе, почему-то сразу представил себе этот тополь. Что могла Аня спрятать около него? Или искала? Или нашла? Или только увидела что-то?
Мрачный Викин постоялец находился в Вологде и не мог прятаться в соснах… Милиционер, что дежурил у полыньи, если бы это оказался он, вряд ли остановился бы при виде Павлика. Какой-нибудь случайный человек тоже не испугался бы. А этого остановил страх! Не любопытство и не обычная осторожность, а явное желание остаться незамеченным.
Дрожь оставила его, но по-прежнему кружилась голова, и это мешало ему сделать какие-нибудь определенные выводы. Однако само присутствие неизвестного, когда баптист вместе с Викиной матерью был в отъезде, уже снимало с будущего отчима Вики долю подозрений. Его причастность к событиям могла быть, а могла и не быть…
Павлик напрягся и даже затаил дыхание, когда вдруг понял, что именно сейчас он проверит баптиста… Он должен был сделать это сейчас и только сейчас. Вспомнилась обидная Викина фраза: «Пусть Павлик, он маленький…» И отчетливо – Анина, мудрая, как всегда: «Храбрый – это кто побарывает страх». Но не потому, что он все еще боялся кого-нибудь. Напротив, одновременно с этим новым решением к нему пришла ясность, собранность, даже какое-то внутреннее ожесточение. Аня, наверное, все-таки права, и мужество у него было. Вот только нежности он не изобрел, когда надо было защитить Аню… «Только я сама знаю…»
Неожиданности продолжаются
Вторая или третья от угла доска отошла в сторону легко, не скрипнув. Павлик не зря выслушивал и запоминал инструкцию, как проникнуть в дом. А Викина убежденность в том, что это ее владения, а не баптиста, как бы гарантировали ему и законность его нового предприятия.
Щель оказалась действительно узкой, так что Павлик с трудом протиснулся через нее во двор. Здесь, на всякий случай прикрыв за собой дыру, он почувствовал себя в безопасности.
Кирпичи аккуратной пирамидкой темнели напротив, у завалинки. Дом огибала со всех сторон неширокая цементная дорожка, поэтому ключ отыскался не на земле, как говорила Вика, а на цементе.
Чтобы сделать все наверняка, Павлик не торопился. И даже не напрягал усилий, чтобы сдерживать себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58