– Готов?! – окликнул его Николай Романович и, не дожидаясь ответа, распахнул дверцу «Запорожца». – А ну, садись, головорезы!
Павлик бросил боязливый взгляд на Анины окна и первым нырнул в машину, на заднее сиденье, Илька привычно вскарабкался за ним.
А когда на сиденье рядом с хозяином втиснулся разомлевший от ходьбы, неповоротливый в своем тяжелом полушубке Кузьмич, машину разом переполнил густой сивушный дух.
– Гляди, – радостно похвалился Илька, трогая ладошкой ковровое покрывало. Павлик заставил себя улыбнуться. Потом, заметив, что Николай Романович рассматривает его в зеркальце над ветровым стеклом, отодвинулся в угол, к самому окошку, и стал глядеть на улицу. Илька тоже прильнул к стеклу.
Разговаривали взрослые.
– На магарыч-то прихватил? – спросил, шутливо косясь на соседа, Николай Романович.
– Ну, а то! Какой же ремонт без магарыча! – И, приподняв между колен ружье, Кузьмич стал пробовать курки: взводил со щелчком, потом осторожно спускал. Его-то он и вез ремонтировать. – Еще тебе с меня будет за подвоз! – похвалился Кузьмич. – Гляди токо, прихвати обратно!
– Ну! Обещал? Чего ж еще, – успокоил его Николай Романович.
Кузьмич стал припоминать свои охотничьи трофеи, потом вздохнул, что теперь охота уже не та, ни с того ни с сего вспомнил про Гришку – Григория Матвеича, мужа Васильевны, – что не вовремя он «загибаться» стал – сезон скоро. Николай Романович утешил его, что Матвеич отойдет, не впервые болеть ему…
Около гастронома, не проехав Буерачную, остановились высадить Ильку. Павлик потянулся было за ним, тот решительно удержал его:
– Ты катайся! Никола сейчас назад! Меня послали, а тебе что?
Ехали долго, окраинами, и остановились у какой-то невзрачной хибары с мазаными, в желтых потеках стенами.
– Ну вот! – обрадовался Кузьмич. – Когда бы я дотопал?
Николай Романович, прикрывая за ним дверцу, напомнил :
– Я вечерком тогда заскочу!
– Буду тут, гляди! – пообещал Кузьмич, зачем-то показывая бутылку из нагрудного кармана. Разворачивая машину, Николай Романович тронул рукой в перчатке овальное зеркальце над ветровым стеклом, так что Павлик стал ему опять видим.
На это раз ехали какой-то ближней дорогой, через центр. Долго молчали оба. Только на подъезде к Буерачной Николай Романович поинтересовался:
– Тоже катаешься на санках?
– Катаюсь… – ответил Павлик, внутренне отчего-то сразу подбираясь.
– Вот видишь, как вы неосторожно…
Павлику почему-то казалось, что говорит Николай Романович одно, а в насмешливых, острых глазах у него – другое.
Он промолчал на этот раз, поскольку ответа и не требовалось.
– Слышал от Ильки: дружил ты с этой девочкой… Крепко дружили?
– Да…
– Чего ж она одна пошла на речку?.. А?
Павлику захотелось вдруг соврать что-нибудь неожиданное, со значением… Но сказал правду:
– Не знаю…
– И не предупредила тебя?
– Нет… Обещала прийти, но не пришла, – сказал Павлик.
– Зачем обещала?
Этот странный вопрос на мгновение опять возбудил у Павлика желание ошарашить своего собеседника каким-нибудь неожиданным ответом. Но и полуправда, которую он сказал, получилась во многом двусмысленной:
– Обещала рассказать мне что-то!
Глаза Николая Романовича ускользнули от Павлика, потому что машина подъезжала к реке, и надо было свернуть с дороги ближе к домам.
– Эх, дети вы, дети… – жалостно вздохнул он.
Павлику стало почему-то стыдно.
– Ну, вот и приехали! – заключил Николай Романович и открыл для Павлика дверцу. – С нашим Илькой ты не ссорься, он парень хороший! Буду летом вас на рыбалку возить!
Павлик покраснел, чего за ним уже давно не замечалось, и сказал «спасибо».
Вика капризничает
Дома тем временем произошли значительные перемены в настроении Кости и Вики. Она заскучала, а он уже не знал, чем ее и развлечь. Хотя рассказчик Костя был отменный.
Когда Павлик вошел, Вика, кутаясь в пуховую шаль Татьяны Владимировны, сидела на кушетке. А Костя, опершись ногой на поваленный табурет, стоял перед ней в позе чтеца-декламатора, очевидно, только что прервав какое-то повествование, с помощью которого надеялся развеселить Вику. По выражению его лица Павлик понял, что это ему не удалось.
– Послушай, Павка… – начал и, в задумчивости ероша волосы, на секунду запнулся Костя. – Можем мы отсюда выбраться, а?.. Незаметно!
– Если сначала через сады… – сказал Павлик. – Потом в обход…
– А зачем? – сразу оживилась Вика.
– В кино пойдем! – И Костя дернул себя за волосы, как бы ставя на этом точку. Вика от радости подпрыгнула на кушетке.
– Ну, конечно, не в самый центр… – на всякий случай заметил Костя. – А где поменьше ходят. Найдем! Все равно нам кой-чего подкупить надо. – И объяснил Павлику: – Не понравился ей наш суп.
– Какой там суп, – возмутилась Вика. – Одна вода!
Павлик не знал, что сказать на это: суп был как суп, вполне съедобный… Вика тем временем уже сбросила на кушетку шаль и спустила ноги, разыскивая на полу свои беленькие туфли.
– Мороженого поедим, Павлик!
– Мне нельзя…
– Мороженого нельзя?!
– В кино, на вечерний сеанс… Не пустят.
– Ой! А я уже два года хожу! – удивилась Вика.
Павлик не стал объяснять, что ему совсем не до кино сейчас..
– Как же ты один? – спросила Вика.
– Я буду дома, – сказал Павлик. Он вспомнил, что они собирались проверить папку или портфельчик Викиного квартиранта, и вопросительно взглянул на Костю. Тот как будто понял его.
– Ты, пожалуйста, не обижайся, Павка. Мы особенно шлендать не будем. Закупим кой-чего съедобного. А то ведь на эту проклятую картошку весь день уходит! Забежим в кино.
– Пойдем в «Пролетарий»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58