– Это важно, – объяснил Конн, протягивая торговцу чашу с водой.
Тот сел в постели и отпил глоток.
– Рассказывай.
Мальчик поведал ему о своем приключении в лесу, об освобождении олененка и возвращении домой, потом о том, как нашел кинжал. Бануин слушал молча с уставшим видом. Выражение его лица изменилось, когда Конн развернул тряпицу. Торговец благоговейно взял кинжал в руки, затем вылез из кровати и подошел к окну, чтобы рассмотреть сокровище на свету.
– Потрясающе, – прошептал он, – металл мне неизвестен… Не серебро, не железо… А камень в рукояти…
– Это оружие сидов, – сказал Конн. – Их дар мне.
– Я бы мог продать это за сотню… нет, пять сотен серебряных монет.
– Я не хочу его продавать.
– Тогда зачем ты принес его мне?
– Я не могу никому рассказать, что ходил в Зачарованный лес. Это запрещено, а маме лгать не могу. Я думал, ты мне дашь совет.
– Рукоять подходит к моей ладони, – проговорил Бануин. – Как будто его сделали для меня.
– Мне тоже.
– Не может быть, парень. Моя рука куда больше твоей. – Он протянул кинжал Конну.
– Смотри! – Мальчик поднял оружие.
Рука его полностью закрывала рукоять, золотая гарда приходилась под большой палец, а навершие касалось ребра ладони.
Бануин медленно взял клинок. Рукоять, казалось, выросла в его руке.
– Это волшебное оружие, – потрясение сказал он. – Никогда такого не видел.
– Что мне делать?
– Ты мне веришь? – ответил вопросом на вопрос Иноземец.
– Конечно. Ты мой друг.
– Тогда отдай кинжал мне.
– Отдать… Я не понимаю. Он мой!
– Ты попросил меня о помощи, Конн, – сказал Бануин. – Если веришь мне, сделай, как я прошу.
Мальчик помолчал, а потом произнес:
– Ладно. Я даю тебе нож.
– Теперь он мой?
– Да. Твой. Но я все еще не понимаю.
Бануин, не выпуская клинка из рук, жестом поманил Конна за собой, и они пришли в комнату с очагом. Торговец поворошил вчерашние угли длинной палкой, раздул их и добавил растопки. Когда огонь разгорелся, он повесил над ним медный котелок.
– Люблю начинать день с травного отвара. Что-нибудь теплое и сладкое. Лично я предпочитаю цветки бузины с медом. Хочешь?
– Да, спасибо, – ответил Конн.
Мальчик не мог отвести взгляд от кинжала. Бануин был его другом, но, кроме того, купцом, знающим счет деньгам. Когда вода закипела, торговец наполнил отваром две чашки и принес их на стол. Положив нож на полированное дерево, Иноземец отпил напиток.
– Ты сделал для меня немало, Коннавар, – серьезно сказал он. – В обычае моего народа награждать тех, кто нам помогает. Поэтому я хочу сделать тебе подарок. Я подарю тебе этот нож. Он очень хорош, и многие спросят, откуда ты его взял. Ты ответишь – и это будет правдой, – что его подарил тебе Бануин Иноземец. Это решает твою проблему?
– Да, конечно. Спасибо, Бануин, – широко улыбнулся Конн.
– Нет, тебе спасибо – за доверие. Только позволь предупредить тебя: никогда не доверяй людям настолько. У каждого человека есть своя цена, и клянусь душой, я был очень близок, чтобы узнать себе цену.

Бануин Иноземец провел караван из шестнадцати лошадей по узкой тропе к парому. Неглубокая рана на плече все еще сочилась кровью, даже через пропитанную вином и медом повязку, и все же у него было хорошее настроение. На горизонте виднелись острые пики Друагских гор, стоящих на страже земель риганте. Почти дома. Он улыбнулся. Его первой родиной был Каменный город, раскинувшийся на пяти холмах в Тургони, за восемнадцать сотен миль отсюда. Почти всю свою жизнь он считал, что там живет его сердце. Теперь все изменилось. Душа его навек привязалась к Друагским горам. Он любил их так сильно, что даже сам удивлялся. Бануин провел шестнадцать лет среди племен кельтонов: риганте, норвинов, гатов, остров, паннонов и кердинов. И многих других. Он восхищался ими и простотой их жизни. Стоило ему задуматься о своем народе, как мороз пробегал по коже. Бануин знал: однажды они придут сюда со своими армиями и каменными дорогами, победят этих людей и навсегда изменят их жизнь. Так же как они поступили с племенами, живущими за морем.
Иноземец думал о Коннаваре одновременно с любовью и печалью. С тех пор как мальчик прибежал к нему с кинжалом сидов, прошло пять лет. Конн становился мужчиной, уверенным в том, что он – часть народа, который пребудет вечно. Сколько же ему, пятнадцать, шестнадцать?
За морем Бануин видел завершение великого сражения, когда тысячи тел молодых кельтонов – таких, как Коннавар и Руатайн, – сбрасывали в огромные ямы. Многие были захвачены в плен и проданы в рабство, а их вождей прибили за руки и за ноги к жертвенным столбам, чтобы они медленно умирали у обочин дороги, глядя, как их народ уходит в небытие.
Бануина спросили, не хочет ли он принять участие в организации торговли рабами, и он отказался, хотя на этом мог хорошо заработать.
«Как долго они еще не придут сюда, – думал он, – лет пять, десять? Не больше».
Спустившись с холма, Бануин подвел лошадей к переправе и спешился. На столбе висел старый медный щит, а возле него лежал деревянный молоток. Бануин дважды ударил в щит, и звук поплыл над водой. Из хижины на другом берегу вышли два человека, и первый из них приветствовал торговца. Бануин помахал в ответ.
Паром медленно переплыл реку. Причалив, старый Каласайн открыл воротца, перекинув их как трап на причал, затем, проворно спрыгнув на берег, одарил приезжего беззубой улыбкой.
– Все еще жив, Иноземец? Должно быть, ты родился под счастливой звездой.
– Боги милосердны к праведникам, – ответил Бануин, тоже улыбаясь.
Сын Каласайна, Сенекаль, низкий, коренастый человек, также сошел на берег, подошел к лошадям и развязал веревку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122