Зовет меня присоединиться.
-- Зачем? -- глаза ее похолодели, сощурились, и в них промелькнуло нечто, доказывающее, что подозрение подтверждается.
-- Как это -- зачем! Представляешь? Лошади в мыле, жокеи орут, тысячи людей психуют, ставки растут, тотализатор распирает от денег, а у нас все заранее в кармане. Мы-то составили программу и рассчитали на кампутере, какая лошадь выиграет.
Он сказал "кампутер", как стало модно говорить. Она продолжала смотреть на него в упор.
-- Ты, случаем, в Испанию не хочешь?
-- Зачем мне в Испанию? -- удивился он.
-- Не догадываешься? Попытать счастья в корриде. А еще можно в Америку. Там коню привязывают одно место, и он скачет от боли, как безумный, и кто дольше усидит, получает большие деньги. Это в Техасе, я недавно читала.
-- Брось, Жень, я же серьезно!
-- А кампутер-то где?
-- Кампутер у нас на работе паутиной зарос. Можно вечером оставаться и работать. Валюта за него государством все-таки плачена, чего ему ржаветь? Вечерами по-тихому сработаем. Завтра сорвемся с работы пораньше, и на ипподром...
Он подождал, что она ответит. Но Евгения молчала, склонившись над сковородкой с дымящейся картошкой, которая начала подгорать.
-- Это серьезно, Жень, -- сказал Альберт и, чувствуя, что она его не хочет понять, прибавил: -- Теперь -- серьезно!
Вошла соседка, прислонилась к дверному косяку.
-- Кухню скоро освободите? -- спросила она. -- А то никак посуду не вымою из-за вас.
Без злобы сказала, даже улыбнулась. Но диалог сам собой увял.
Евгения смотрела на мужа растерянно, словно колебалась: закричать или тихо заплакать? Но поскольку и то и другое было бесполезно, она сосредоточенно нащупала на плите ручку, резким движением выключила под сковородкой газ и принялась перемешивать пригоревшую картошку.
1973-74,
Москва.

1 2 3 4 5 6 7 8