К себе в Бескудниково, которое отец называл Паскудниковом, дотащились не меньше чем за час. А вышли из автобуса - у Маши застыли ноги и спать расхотелось.
- Пробегись немного, согрейся, - во дворе отец спустил ее на землю и побренчал в кармане мелочью. - Я за углом сигарет куплю, если открыто.
Во дворе еще повизгивали железные качели. Две девочки в темноте раскачивались, кто выше. Маша подошла к ним.
- Я на такси целый день каталась. Думаете, нет? - она порылась в кармане.
- У меня десять рублей есть. Настоящие. Давайте в шашлычную играть...
Когда отец вернулся во двор, Маши уже не было. Он поднялся по лестнице, открыл своим ключом дверь и громко сказал:
- Вот мы и дома!
- Это еще что? - жена обнаружила в его руках клетку.
- Попугайчик волнистый.
- Волнистый? А говоришь, я барахольщица.
- Это не барахло. Машка просила...
- Ты и рад стараться! Да где она-то?
- Разве ее нету?
Он бросил клетку на пол и, оставив дверь открытой, побежал вниз.
- Где шляешься?
Радостная, она поднималась ему навстречу, облизывая языком бумажку от мороженого.
- Наследили-то в квартире! - всплеснула руками мать и побежала в уборную за тряпкой.
Отец швырнул фуражку в угол, под зеркало, и пятерней пригладил слежавшиеся волосы.
- Матери деньги - забыла?
Маша тут же вытащила мелочь.
- И больше ничего? Ну, куда дела?..
- Девочкам я мороженое тоже купила. Им очень хотелось.
- А сдачи?
- Сдачи дядя взял.
- Какой еще дядя?
- Большой такой, небритый.
- Та-аак! Мужик-то уже, конечно, далеко. Но она-то! Крашеная такая, с фиолетовыми волосами? И молчала, крыса! Пошли, я ей хвост оторву.
- Она уже заперла, пап. Нам и то не хотела продать.
- Ладно, завтра я ей выдам! Матери только не говори!
Вошла мать и начала вытирать пол у них под ногами.
- О чем шепчетесь?
- Да вот, деньжат тебе привезли, чтобы утром перебиться. Завтра в парке аванс...
- Наконец-то сообразил, - удовлетворенно сказала мать. - Можешь ведь заработать, когда хочешь. Все люди как люди, а ты?
Пошарив в кармане и подмигнув Машке, отец, как фокусник, вынул пару мятых червонцев. Потом, подумав, добавил к ним из другого кармана пятерку. Мать обтерла ладонь о халат, разгладила банкноты и подняла на отца глаза.
- И за это ты пахал целый день? - она хотела прибавить еще что-то, обидное, но сдержалась. - Что это у тебя под глазом?
- Подрался.
- Уж не в Домодедове ли опять? Не езди ты туда! Глаз чуть не выбили.
Он промолчал. Мать спрятала деньги в карман, смахнула с отцовского лба капли дождя.
- Зарплату сам завтра принесешь. Саньку посылать не буду.
В дверь позвонили. Вошла соседка Евдокия, проводница поезда "Москва Берлин". Евдокия привозила острый дефицит, а мать ей помогала сбывать: ездила по городу, сдавая вещи в комиссионки.
- Урожай собрала? - спросила Евдокия. - Давай!
- Сегодня ж воскресенье! - удивился отец.
- Конец месяца, - пояснила она. - Комки для плана открыты.
Мать принесла сумочку и вслух отсчитала двести двадцать пять рублей. Полста Евдокия шикарным жестом вернула матери обратно, за труды.
- Зайди потом, - довольная Евдокия упрятала деньги в лифчик. - У меня кой-что еще есть в наличии. Только не сегодня: хахаль у меня нежданно сыскался. Сегодня причалит.
Нагловато подмигнув Маше, она исчезла.
- Сколько ты у нее заначила? - спросил отец, когда дверь за Евдокией закрылась.
- Она ж квитанции проверить может. Но я одно ее платье узбекам на рынке спустила. Шестьдесят себе.
- Вот! И все жалуешься...
- А что ж - на тебя рассчитывать?
- У Евдокии хахаль новый, - сказала Маша. - Участковый, младший лейтенант. У него жена была да сплыла.
- Все-то знаешь! - проворчала мать.
- Евдокия же сама во дворе хвалилась. А мы с папкой, знаешь, где были? В шашлычной! Там соленый огурец дают, шикарный. Санька дома?
- Дома, дома. Где ж ему еще быть...
- Он попугая видел?
Клетку Санька вынес на кухню и поставил на стол. Попугай спал, поджав под себя одну ногу и зажмурившись. Санька опустился на колени перед табуреткой и наклеивал в альбом марки, ловко смазывая их языком.
- Видала? - он показал на только что вынутые из конверта. - Сегодня приобрел. Бабушка мне за четверку по физике деньжат дала. И у меня свои еще были...
Маша тоже опустилась на колени. Вот так марки! Большие, яркие, и на них звери. Таких даже в зоопарке не увидишь. Санька собирал марки со зверями, и Маша со зверями.
- Иностранные?
- А как же! Вот эти одинаковые, - ткнул пальцем Санька. - Хотел в классе продать, но никто не раскошелился. Если хошь, бери.
Она сразу сгребла три марки.
- Ты мне за шесть штук была должна, - оставшиеся марки Санька засунул в конверт. - Теперь, значит, за девять.
- А где ж я возьму?
- Где? Накопи денег и отдашь. У матери возьмешь на мороженое, так ты сливочное не покупай. Купи молочное, и останется. Поняла?
- Ясно! Берешь на сливочное, покупаешь молочное, и останется. А попугай у нас будет на кухне жить, да?
Все-таки глаза слипаются. Отец уже лежит на диване, тоже вот-вот заснет. Маша молча подходит к матери и просовывает ладошку в ее ладонь. Мать все понимает. Она ведет дочь сначала в ванную, подмывает ее, потом волочит в комнату. Раздевает, набрасывает на худенькое тельце ночную рубашку с розовыми цветами. Ставит рядом с буфетом раскладушку, укладывает Машу, укрывает одеялом, многозначительно взглянув на отца.
- Измучил ты ее вконец, - шепчет мать, на этот раз совсем не сердито.
До Маши сквозь сон едва долетают эти слова. Папа все-таки очень хороший: целый день катал ее на машине. Только на животе вечером не покатались. И официантка Лида хорошая: такой замечательный соленый огурец ели. Мама тоже хорошая.
1 2 3 4 5 6 7 8