Фред наутро ушел прогуляться перед завтраком – этакий осел! – и вернулся только в полчетвертого, а тем временем потерялся посланный на поиски Андре. В результате строительство нашего дома сильно затянулось.
Мы до сих пор не решили точно, что легче: отыскать ровную площадку, расчистить ее, поставить палатку, окопать ее канавками для стока дождевой воды, как мы делали на Тринидаде и Гаити, или, отказавшись от палаток, построить из молодых деревьев каркас мхупы, покрыть его брезентом, а стены сделать из пальмовых листьев. Если в брезенте не слишком много дыр – а отсутствие дыр на брезенте допустимо лишь теоретически, – то я склоняюсь к мнению, что второй вариант более удобный и легкий. Громадное полотнище брезента в свернутом виде занимает места меньше, чем средняя палатка, и его можно хорошенько, без морщин, натянуть. Стены же подвести прямо под его края. В Суринаме мы вовсе не пользовались палатками, хотя часто лило как из ведра – а жили мы в полном комфорте. Только несколько раз приходилось поспешно сдирать со стола клеенку и, завернувшись в купальную простыню, вылезать под проливной дождь, чтобы залатать прохудившийся брезент.
Строительство хижины требует далеких походов в лес за подходящими для сооружения стен пальмовыми листьями. Поблизости в изобилии росли колючие, как кокорите, пальмы; приходилось срезать ряд шипов на тыльной стороне листа, прежде чем плести стену. Это было по силам только знатоку, который легко срубал шипы специально отточенным мачете. Другая пальма, без шипов, встречалась гораздо реже. Нам приходилось искать ее повсюду, обшаривая дальние леса.
Возвращаясь из такого похода с большой связкой пальмовых листьев, связанных носовым платком, я вышел к небольшому ручейку. Вдоль него, как по линейке, выстроился ряд громадных деревьев с толстыми круглыми стволами, без обычных контрфорсов. Я стал осматривать их, надеясь найти дуплистое дерево. Когда подошел поближе, что-то пискнуло прямо у меня над головой; я взглянул вверх, но ничего не увидел. На каждое мое движение кто-то отзывался пронзительным коротким писком, но, кто это, видно не было. Я подумал, что в деревьях есть дырки, там и засели пищащие невидимки.
Довольно долго и бесплодно я разыскивал их, но тут ко мне присоединился Фред, тоже тащивший связку пальмовых листьев. Я сообщил ему про писк. У Фреда отличное зрение, и он почти сразу заметил несколько мелких наростов высоко на гладкой коре деревьев. Все они помещались на северо-восточной стороне деревьев, повернутой в сторону темного леса, а не к ручейку или большой реке.
– По-моему, это летучие мыши, – сказал Фред.
– Верю на слово, – сказал я. Мне ничего другого и не оставалось – я не видел даже наростов, на которые он показывал.
Мы устроили военный совет: если это летучие мыши, они нам нужны до зарезу, но мы не могли придумать, как добыть их с такой высоты, не повредив. Фред горячо поддерживал теорию, что в летучих мышей можно стрелять из воздушного ружья! У нас были два таких ружья – для охоты на ящериц. Поэтому он сбегал к лодкам за одним из ружей, пока я стоял, сторожа невидимые мне выросты. Вернувшись, он долго выцеливал что-то воображаемое наверху и наконец выстрелил. После небольшой паузы летучая мышь свалилась почти к моим ногам. С каждым выстрелом вниз падали новые зверьки. Фред был феноменальным стрелком. Он никогда не мазал, и летучие мыши сыпались на нас дождем.
Собрав их и разглядев, я определил, что это представители рода Saccopteryx (саккоптерикс). Это одна из немногих разновидностей летучих мышей, которую можно различить с первого взгляда – по диковинным сумочкам, или мешочкам, открывающимся вперед, на передней кромке перепонки крыльев, у основания предплечья. У этого вида мешочек изнутри чисто-белого цвета, изборожденный складками и ребрышками, как устья некоторых морских раковин. Вся перепонка крыльев была угольно-черная, а туловище покрыто шелковистым темно-шоколадным мехом с двумя ярко-белыми полосками, идущими от щек по спинке до крупа. С этого улова началась совершенно немыслимая цепь совпадений. В тот же день Ричи нашел в лесу свалившееся дуплистое дерево. Он заметил, что там летают летучие мыши, и с достойным похвал энтузиазмом, не обращая внимания на множество скорпионов и прочей ползучей мерзости, обожающей такие места, стал ловить их сачком, загородив более узкий выход из дупла распяленной на палках рубашкой. Он поймал всего четырех летучих мышей: серую с маленькими ушками, другую, такую же маленькую, но с громадными ушами и светло-палевого окраса, и еще двух, которые явно относились к уже упомянутому роду саккоптерикс. У этих были более мелкие, отороченные черным сумочки и не такие яркие полосы на спинках. Примерно в то же время я забрался выше по реке и нашел на берегу дерево, которое навсегда останется у меня в памяти. Мало сказать, что это был настоящий колосс – он рос на небольшом крутом обрывчике, и, для того чтобы выдержать громадный вес густой раскидистой кроны, ему пришлось вырастить контрфорсы такой ширины и высоты, каких я нигде еще не видел. Один из них, направленный ко дну долинки, оказался размером – от угла, где он примыкал к стволу, до места, где верхнее ребро косо уходило в землю, – в семь раз больше моего роста, что означает примерно сорок два фута! Громадные лопасти поднимались высоко вверх по стволу. Древесный великан при этом еще угрожающе клонился над водой и весь был усеян мелкими дуплами. Они не соединялись с центральным сквозным дуплом, зато в них скопились озерца воды, кишевшей бледно-желтыми крабами с красными лапками, которых мы больше нигде не встречали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93