Небольшая головка поворачивается настолько свободно, что зверек может глядеть прямо на вас, повернув голову вниз подбородком, как положено, только сам в это время висит вверх брюхом.
Поначалу, пока я лазил по веткам и светил фонарем, животные слегка забеспокоились, но, когда я выключил фонарь и несколько минут просидел совсем тихо, они снова принялись кормиться. Одного я обнаружил на своем собственном дереве, футов на пятнадцать выше. Зверек притворялся дохлым дольше других, но, решив, что все в порядке, развил бурную деятельность. Очевидно, он намеревался – я говорю «он», хотя различить пол ленивца совершенно невозможно, даже когда держишь его в руках, – перебраться с нашего дерева на соседнее. Медленно, осторожно он пробрался на самый конец ветки, нависавшей над непреодолимой пропастью. Я видел его ясно – он висел на конце круто согнутой ветви, держась обеими задними лапами и одной передней; свободной «рукой» он размахивал в воздухе, надеясь нащупать какую-нибудь опору и явно не видя, что там пустота. Меня поразило, что животные в темноте совсем не пользуются зрением, почти полностью полагаясь на осязание. Убедившись, что дороги нет, он дал задний ход и двинулся в путь по другой ветке.
На полдороге по новой ветке он опять стал размахивать рукой в пустоте, как вдруг наткнулся на молодой лист кекропии. Бережно ощупав, зверек стал подтягивать его к себе, одновременно вытягивая навстречу длинную шею, и, повертев головкой, аккуратно надкусил лист с ребра. Минут десять он с удовольствием жевал, время от времени подтягивая лист поближе и при этом вися почти под прямым углом к ветке, за которую уцепился. Когда от листа остался только грубый черешок, он выпустил его из свободной руки, минуты две непрерывно жевал, потом проглотил остатки и принялся вылизывать всю руку, в которой держал лист. Покончив с этим, он двинулся дальше. После очередной неудачной попытки перелезть на намеченное дерево зверек стал двигаться обратно к стволу. Думаю, на этот раз он меня заметил – фонарь я держал так, чтобы не мешали листья, но часть моего плеча и лицо были освещены. Зверек довольно резко остановился и испустил тихий, жалостный, просто душераздирающий писк; мне доводилось слышать такой жалобный звук только от самки той же породы, когда у нее на несколько минут отняли новорожденного детеныша. Потом зверек ретировался на самый верх кроны, и я его больше не видел.
Я не забывал в то же время поглядывать и на остальных – мой ближайший сосед перебирался с места на место так долго, что не было необходимости следить за ним неотрывно. Больше всего меня заинтересовали два молодых зверька, вполовину меньше остальных ростом. Они держались все время рядышком, и, как мне показалось, именно они питались цветками. Сколько они съели, сказать не могу – слишком много лепестков осыпалось вниз. Парочка была неразлучна – иногда они даже переползали друг через друга, до смешного лениво, но никогда не ссорились. Когда взрослый зверек подобрался к ним слишком близко, они с большой резвостью удрали на кончик ветки.
Особенно интересно было то, что у одного из юнцов была типичная отметина на спине – «солнышко» между лопаток, а у другого никакой отметины не было. У этих животных исключительно грубая, длинная и густая шерсть; в ней полно мелких вмятин, и в этих ямках живут мельчайшие зеленые водоросли, от которых зверек подчас приобретает хорошо заметный зеленый оттенок. На теле ленивца единственным местом, не покрытым грубой шерстью, кроме лица, поросшего короткой жесткой, как ворс ковра, щетинкой, бывает «солнышко» на спине, если оно вообще есть. Оно состоит из шелковистых, блестящих прилегающих черных волосков, окружающих пару ярко-желтых пятен в форме почки. Эта отметина у разных зверей сильно варьирует: у некоторых «солнышко» очень крупное, с примесью оранжевого или даже оранжевое с примесью желтого; у других совсем невзрачное, маленькое, почти целиком заросшее черными волосками. Отсутствие или наличие этой отметины пока не удалось объяснить. На этот раз меня поразило открытие, что шубка, отмеченная «солнышком», куда более пригодна для целей камуфляжа. Такая отметина, если глядеть снизу, среди серебристых листьев кекропии в точности похожа на желтоватый центр листьев, куда сходятся все жилки. Отметина разбивает и общие очертания уплощенной сердцевидной спинки животного.
Малыш, который родился у нас в зоопарке, был точной копией взрослого ленивца, только он весь, со сложенными лапками, свободно умещался на ладони. Детеныш бродил по всему телу своей колоссальной по сравнению с ним матери, но больше всего любил устраиваться у нее под мышками – когда она была в «перевернутом состоянии», там образовывались уютные гнездышки.
Другой вид ленивца (двупалый – Choloepus didactylus) совсем не похож на своего родича. Морда у него неприятная, рот полон желтых зубов, а глаза злобные, красновато-оранжевые. Шерсть длинная, и шкура напоминает шкуру бурого медведя. В неволе он гораздо активнее, а на свободе я его никогда не видел. Двупалые ленивцы легко и часто переплывают широкие реки.
Той ночью мне пришлось очень долго плутать, выбираясь к лодке, я потерял направление и, несмотря на то что на мои крики откликались, снова и снова сбивался с пути – выходил к мелким речушкам, которые, точно помню, ни разу не переходил, а теперь они мешали мне пройти к лагерю. Джунгли держат рекорд в этом отношении – даже с компасом в руках здесь можно заплутаться на пятачке, буквально «в трех соснах». Полузатопленный лес особенно коварен – приходится то и дело обходить мелкие озерца и бесконечные купы пальм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93