Но были офицеры, которые рассматривали меня как нарушителя спокойствия. Один из них, Эфраим, которого я едва знал, вел против меня настоящий личный крестовый поход, чтобы выкинуть меня из «самой первой семьи Государства», как он выражался.
Каким то образом, он стал экспертом моей деятельности и отнюдь не обрадовался тому, что нашел в моем личном деле. Он сказал, что я бунтарь и что мои политические высказывания угрожают морали. Он согласился, что из меня мог бы получится хороший агент, но так как я по своим убеждениям склоняюсь влево, я буду опасен для системы.
Моссад это маленькая организация, где во внешней службе работают только 30–40 агентов, каждый из них является важным членом «семьи». Все, что случается с одним из них, тут же становится известным всем остальным. О моей ситуации знали все и при всех встречах, на которых я не присутствовал, я был предметом споров. Я слушал об этом от друзей, но у меня не было «лапы», человека наверху, который мог бы заступиться за меня, потому что я не входил ни в какую клику.
К этому времени мне уже стало ясно, что мне придется уйти. Я стоял перед большими деревянными воротами Академии, на краю автостоянки для руководства. Я смотрел на Солнце, которое медленно опускалось в Средиземное море. Начинался дождь, и очень быстро темнело.
– Виктор! – позвали меня из холла на входе. Я обернулся. Это был Динур, которого я всегда считал своим другом, и он на самом деле был им, в этом я был уверен.
– Что?
– Они должны поговорить с тобой. Он кивнул в сторону бюро.
– Босс там? Как агент, которого увольняют, я имел право напрямую поговорить с шефом Моссад. Если мне в этом отказывали, я мог воспользоваться своей второй привилегией и попросить аудиенции у самого премьер-министра.
– Нет, босса нет. Но Давид Арбель..
– Я имею право говорить с Ромом. Я использовал агентурный псевдоним шефа Моссад.
– Почему бы тебе не послушать, что тебе хотят сказать Арбель и Гидеон Нафтали?
– Нафтали? А при чем здесь Нафтали? Нафтали был начальником психиатрического отдела, и я его не любил. В кадетском училище один кадет, психолог, устраивал настоящий цирк, дурача этого типа.
– Послушай, Виктор. Не задавай мне всех этих вопросов. Зайди к ним и спроси их самих.
Я кивнул и вошел в зал. Потом я выпил чашку кофе и взял пару салфеток, чтобы просушить волосы, намокшие на улице под моросящим дождем. Динур пошел за мной. Я чувствовал себя человеком, которого ведут на казнь.
Гидеон высунулся из двери. – Виктор, мы ждем тебя. Пожалуйста, заходи.
– Ну, заходи же, – сказал Динур и подтолкнул меня в сторону бюро.
Я кивнул и вошел в бюро. – Вы звали меня?
– Да, – сказал Арбель тяжелым, самоуверенным голосом. – Мы хотим поговорить с тобой об окончании твоего контракта с Моссад.
– Когда я смогу поговорить с шефом?
– Вообще никогда, – сказал он так небрежно, как будто просил свою секретаршу позвать кого-то к телефону. – Это твой последний разговор.
Внезапно во мне вспыхнула ярость. Я заметил, что они хотят, как можно быстрее убрать меня. Я прекратил быть одним из них, и они больше не хотели меня здесь видеть. Они обманывали меня ради родины и моей веры в правоту нашего дела. Я хватался за каждую соломинку.
– О чем ты толкуешь? Ты не босс, а этому клоуну здесь вообще нечего делать.
– Прикуси язык, Виктор. Я не один из твоих вшивых друзей.
– Ты им никогда и не будешь, ты...
– Достаточно. Глаза Арбеля сверкнули, я заметил, как он все более терял самообладание. – Я хотел поговорить с тобой до твоего ухода. Если даже ты не собираешься мне отвечать, мне все равно. Я тебе даже буду за это благодарен. Итак, слушай меня и никогда не забывай то, что я тебе сказал.
Я откинулся на спинку стула. Меня обижала его манера, но здесь преимущества были у него.
– Когда ты окажешься вне системы, ты должен все забыть, что изучал, что делал, что видел, что слышал или еще каким-то образом узнал.
– Я думал, у меня будет шанс сказать боссу, что, по моему мнению, у нас происходит неправильно, – ответил я. – Я знаю, что то, что я могу сказать, видимо, не имеет большой ценности, но он мог бы хотя бы сделать вид, что слушает меня.
Нафтали покачал головой, но ничего не сказал.
Абель продолжал: – Как ты видишь, это не тот случай. Почему ты сейчас не выдашь то, что ты всегда хочешь сказать. Я передам это ему.
– А что, если я поговорю с премьер-министром, если шеф не хочет встретиться со мной...
– Ты будешь говорить со мной или вообще ни с кем. Он уже терял терпение.
– В моем контракте написано, что в случае недобровольного увольнения я имею право на встречу с шефом Моссад и / или с премьер-министром. Там еще стоит, что эта встреча должна состояться до полного окончания моей работы в Моссад. Я приблизился к нему, как будто я хотел бросить вызов его неограниченной власти.
Он усмехнулся мне в лицо. – Срать я хотел на твой контракт. Кому ты пойдешь жаловаться? Он говорил тихо. – Как ты не понимаешь? Мы обещали тебе, и мы можем нарушить наше обещание. Мы можем делать все, что захотим. Я могу посадить тебя в тюрьму и выбросить ключ. Ты знаешь, что это иногда бывает. Ты только комар у меня на лбу. Ты начинаешь надоедать, и я уже готов раздавить тебя. Послушай, Виктор, вали отсюда, пока у тебя есть время.
– Итак, это значит: нет? Я знал, что окончательно вывожу его.
– Ты что, глухой? Я уже сказал, что ты ни с кем не будешь встречаться. Ты выбыл из игры, и если ты не успокоишься, то тебя самого успокоят.
– Как ты сказал? Я почти перешел на шепот. – Ты хочешь убить меня, если я не буду участвовать в твоей игре? Если ты это имел в виду, то это действительно здорово. Я, наверное, завалил какую-то тренировку, может быть, даже, если довериться всяким слухам, провалил одну операцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118