После этого телефонного разговора мы стали с ним, наконец-то, самыми лучшими друзьями, на что я все время надеялся.
Через пару дней я смог дозвониться к Эфраиму. Я услышал, что Моссад на первое время хочет оставить меня в покое. Меры против меня собираются предпринимать только в отделе дезинформации, но моей жизни сейчас ничего не угрожает. Я, конечно, знал, что это не гарантия и что все может быстро поменяться, как только я покину страну, а для этого достаточно, чтобы я поехал в Соединенные Штаты.
Я начал по телефону проводить радиошоу в США и в Канаде. Я провел их более двух сотен менее чем за три месяца. Я также по спутнику провел несколько телешоу. Вместе с Чарльзом Гибсоном я выступил в Торонто в программе «Доброе утро, Америка!», и он был одинаково приветлив и очарователен и как хозяин и как интервьюер.
Потом, когда было отменено решение суда, было «Шоу Ларри Кинга». Там дела пошли по-другому. Чтобы добавить в шоу перцу, в качестве моего оппонента был приглашен Амос Перельмуттер, профессор Вашингтонского университета. С самого начала было ясно, что Перельмуттер жаркий поклонник Израиля. Его мало касалось то, что было написано в моей книге. В любом случае, он ее не читал, что сам открыто признал.
Эти шоу никогда не предоставляли достаточно времени, чтобы высмеять этих защитников Израиля. Откуда они могли знать, что это все – ложь? Ведь это я пришел из Моссад, а не они. Почему эти лояльные американские граждане согласны были воспринимать любую грязь, которой поливали ЦРУ, но до последнего защищали разведку иностранного государства, о которой было известно, что она шпионит в США (как в случае Джонатана Полларда) и не останавливалась даже перед нанесением прямого вреда американским интересам (как, в частности, в афере Лавона в Египте).
Первая вызванная книгой волна нападок была связана с разоблачением того, что Моссад знал о покушении водителя-камикадзе в Бейруте (включая цвет и марку машины), но не передал эти сведения американцам. После этого в октябре 1983 года 241 американский морской пехотинец взлетел на воздух, когда здание, где они разместились, таранил груженный взрывчаткой грузовик. В некотором смысле, эту историю вырывали из контекста и рассказывали так, будто бы Моссад знал, что американцы представляют собой цель покушения, но это было не так.
Эта и другие истории из книги становились газетными сенсациями и катапультировали книгу на верхушку списка бестселлеров газеты «Нью-Йорк Таймс», где она оставалась девять недель. В более чем двадцати странах, где книга вышла, она тоже попала в список бестселлеров. Ее перевели на пятнадцать языков (хотя на иврите ее до сих пор нет), и в конце года общее число проданных книг перевалило далеко за миллион экземпляров.
Если бы Белла не вмешалась в последнюю минуту, то в книге стояли бы имена всех оперативных офицеров. У меня не было с этим проблем, у Эфраима тоже. Мы оба знали, что они уже раскрыты и публикация их имен пойдет им же на пользу. Но мне также ничего не мешало и выбросить их.
Но и это не защитило от представления меня в израильской прессе как сущего дьявола. Один израильский репортер написал в редакционной статье, что кому-то стоило бы всадить мне пулю в голову. Другой считал, что меня нужно привязать к позорному столбу, чтобы все люди в Израиле могли прийти и плюнуть в меня. Ни один человек во всем государстве не сказал: «Возможно, в том, что он говорит, есть зернышко истины».
Книга теперь была переведена на другие языки, и я встречался с людьми со всего мира и отвечал на их вопросы. Чем больше проходило времени, тем больше выяснялось, что описанное в книге соответствует действительности.
Я переехал в больший дом и начал новую карьеру. Я хотел стать писателем и написать роман. Я знал, что это сложное дело, но думал, что мне нужно рассказать пару историй, и что я смогу это сделать. Стоддарт согласился и захотел напечатать эту книгу.
Эфраим рассказал мне, что назначенная Кнессетом комиссия для расследования дела Островского пришла к выводу, что была допущена лишь одна ошибка – та, что меня вообще приняли на службу в Моссад. Единственной переменой было увольнение нескольких человек, которых Моссад, как так называемых «умеренных», сделал ответственными за мой прием на службу. И из страха, что однажды будет создан специальный комитет, который возьмет Моссад на мушку, были предприняты различные превентивные меры. Были усилены связи с поселенцами на оккупированных территориях, а в Министерстве обороны и в армии принимались на службу «шпионы».
– Я думаю, ты получишь еще одно задание, – сказал Эфраим. – В окружении нового шефа есть такие элементы, которые намного опаснее, чем все, которых ты знал в твое время.
– Я теперь не смогу много сделать, так как я уже привлек к себе внимание.
– Посмотрим. Плыви по течению и постарайся не утонуть.
Я серьезно принял его предупреждение, потому что знал, откуда угрожает опасность.

Глава 29

1991 не был хорошим годом для Моссад, хотя и казался таким вначале. Правда, на троне сидел новый босс, и к радости всех оппортунистов он был «инсайдером», выходцем из бюро. Им удалось помешать намерению правительства посадить на эту должность генерала. Сейчас у них был свой человек на самом верху власти в Израиле: Ицхак Шамир, премьер-министр, который так охотно вспоминал о своем прошлом в Моссад (хотя внутри самого Моссад его всегда считали вполне заурядным, а это кое-что значит, куда он, как человек без воображения и широкого взгляда на мир, так здорово вписался).
В этот раз «инсайдер» получил пост шефа, как свое наследственное владение, и с самого начала дал понять, что больше во всемогущем Моссад не будет на должности босса людей «со стороны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118