– Что такое па-ра-но-ик? – спросил он.
Незнакомое слово далось ему с большим трудом;
Игратос выговаривал его так, будто жевал засохший кусок старого мяса. Маленькими, очень маленькими кусочками. Только глупый станет глотать такое мясо целым куском.
– Параноик? – повторил вожак и пожал плечами. Он часто так делает, когда не хочет улыбаться. – Это человек, что боится своей тени.
Игратос покачал головой, к чему-то прислушался.
– Ты боишься не своей тени. – Он еще раз глянул в сторону арки и тут же отвернулся. – И та тень – не твоя. Твоя тень, может быть, темнее и голоднее, чем та... я не знаю... – Воин говорил все тише, он смотрел перед собой, но, кажется, ничего не видел, а потом и совсем замолчал.
– Спасибо тебе на добром слове, – усмехнулся вожак. Мне стало холодно от этой усмешки, а Игратос ничего не заметил. Уж слишком он задумался о чем-то. А ведь воинов учат меньше думать и больше замечать. Думать полагается старейшинам и чарутти.
– ...ты правильно решил, что надо обойти плохое место, – закончил Игратос и вернулся к соплеменнику.
Вожак задумчиво посмотрел ему вслед и повторил:
– Спасибо на добром слове.
На этот раз в его голосе не было насмешки.
– Ну что, девочка, пошли? Обойдем это «плохое место», как советует наш штатный эмпат. А знаешь, он стал говорить в точности как мой знакомый психиатр. И почему я так не любил этого парня? Такой вежливый, предупредительный, готов куда угодно залезть без мыла...
Вожак, как и Игратос до него, говорил о чем-то, понятном только ему. Ипша внимательно смотрела на него, склонив набок огромную голову, а когда вожак замолчал, слегка толкнула его плечом. От ее толчка он покачнулся и сделал несколько шагов, чтобы удержаться на ногах.
– Все, все, девочка, идем. – Вожак перестал говорить непонятное и пошел в ту сторону, куда толкнула его Ипша. – Хочешь налево, пойдем налево. Разницы никакой. Все равно потом поворачивать в другую сторону, чтобы выйти на финишную прямую. Только больше не толкайся, мне совсем не хочется валяться на этой дороге.
Ипша негромко рыкнула, будто согласилась с его просьбой, и осторожно потерлась о бок вожака.
– Пошли, пошли, – засмеялся он. – Осталось совсем немного.
Мы сворачивали еще несколько раз, пока оказались по другую сторону площади. И узнали, что пятнистая арка не одна: все входы на эту площадь начинались с такой же арки. И всякий раз Игратос передергивался при одном только взгляде на нее.
– Ну вот и все, обошли, – облегченно вздохнул вожак, повернувшись спиной к шестой по счету арке. – Теперь прямо по этому проспекту, а там уже и вода рядом.
Мы вышли на дорогу, что была еще шире той, по какой мы бежали от Карающей. Я почти не смотрел по сторонам, так устал от мерцающих стен, и вдруг что-то заставило меня поднять голову.
Справа виднелась группа желто-зеленых столбиков, чуть выше моего роста, а за ними начинались стены, что впитали в себя всю зелень, какую я видел в жизни. Там была бледная зелень молодой травы и ярко-зеленая – с болотных окон; и темная, тусклая зелень, какой бывает равнина в начале сухого сезона. Тогда трава уже умирает, но еще не рассыпается.
Я словно бы попал в родные места. Здесь даже дышалось по-другому! Я бродил среди трав олоны, трогал их и слушал, слушал...
– Надеюсь, теперь ты поймешь, чем было для меня и Мерантоса место последнего привала.
До меня медленно доходил спокойный голос Игратоса. И я возмутился его равнодушию – как можно не радоваться такой красоте?! – потом вспомнил холодные, мертвые цвета стен последнего привала и кое-что понял. Для воинов-Медведей они были родными и прекрасными, как для меня эти краски и запахи. И если Мерантосу не нравится мое место, а Игратосу все равно, так и я не радовался, когда попал в их дом. А потом я понял еще кое-что: я сошел с общей тропы и даже не заметил, когда это сделал. Не знаю, сколько я бродил по Равнинным Землям, пока Игратос не вернул меня обратно.
Так же плохо мне было, когда меня судили за смерть наставника. Тогда мне казалось, что глаза старейшин прожигают меня насквозь. Теперь же на меня смотрели те, с кем я делил тропу, и мне было очень стыдно за мою глупость. Я ошибся – даже в мыслях нельзя возвращаться туда, откуда изгнали.
– Мы все ошибаемся, – услышал я голос Игратоса, когда вернулся к тем, кого заставил ждать.
Подняв голову, я увидел его глаза, в них не было насмешки или презрения. Будто бы воин понял, что случилось со мной.
Глаза вожака смотрели с таким же пониманием.
– Становись на свое место... Симорли. – Он слегка запнулся перед моим именем, и я почти услышал уже привычное «Малыш».
Даже если бы это услышали остальные, я не стал бы его вызывать за оскорбление. Вожак не оскорбил меня, все так и есть, рядом с ним я все еще глупыш, только мечтающий о воинском поясе.
– Я думал, что это мой... – Мне едва удалось удержать болтливый язык. – Я ошибся.
– Игратос прав – мы все ошибаемся. – Вожак грустно улыбнулся и вдруг подмигнул. – Между прочим, живые тем и отличаются от мертвых, что могут ошибаться, а мертвые давно уже разучились этому, потому-то с ними так невероятно скучно. То ли дело живые – никогда не знаешь, что они сделают в следующую минуту. Это я тебе как специалист говорю. Так что не переживай: ошибся так ошибся, никто ведь не умер от этого. А небольшой незапланированный привал нам совсем не помешал.
Я не все понял из слов вожака, о чем и сказал ему, а он только фыркнул:
– Ничего страшного. Было бы хуже, если бы ты все не понял. А так... – Вожак пожал плечами. – Кажется, я говорил это больше для себя, чем для тебя. Захотелось, знаешь ли, послушать свой голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123