И Олив, выйдя за своего развеселого, но надежного Уильяма, с его скромной мечтой открыть овощную лавку. И Юна, от мужа которой несло хлевом. Марта знала, что у лучшего обычно и загривок крепче.
Марте хотелось спросить у Бити: «А как тот парень? Он тоже пойдет с тобой в профсоюзную школу?» Но она не могла произнести этих слов – считалось, что никакого парня нет. Ни о каком парне даже не упоминалось, и самым верным способом не получить никакого ответа было бы спросить Бити раньше, чем она сама созреет для разговора. Поэтому Марта сказала:
– Просто муторно мне становится, как подумаю, что будешь ты одна-одинешенька, да в таком месте.
– Мам, я не одна буду.
– Да?
– Там полно будет народу – таких же, как я.
– А-а…
– Да еще пара человек из нашего класса тоже едут.
Вот где собака зарыта, подумала Марта.
– Пара человек, говоришь?
– Да, Дженни – я тебе о ней рассказывала. Она такая умница, Дженни. Потом еще один парень собирается – Бернард его зовут. Слышала бы ты, мам, как он говорит. Заслушаешься. И заглядишься.
– А чего на войну не ходил?
– Он вызвался сам два года назад, мам. Но его не взяли, мол, немного косолапит и зрение плохое. Но он в связных да пожарниках с тринадцати лет, а в ту ночь, когда Хертфорд-стрит горела, ему благодарность вынесли. Всю руку себе обжег.
– Слеподырый, паленый да косолапый? Похоже, калека.
– Ха! – прыснула Кэсси.
– Он не калека, а говорить умеет, как никто.
– Ну, раз он такой мастер поговорить, – сказала Марта, – пускай приходит к нам на чай, ты же этого хочешь.
Бити ничего не сказала, только посмотрела исподлобья. Она хорошо знала мать и пожалела, что выдала себя: мужик-то, оказывается, обожженный, косолапый и полуслепой. Она даже заметить не успела, как это вышло.
– Я что хочу сказать, – произнесла Марта, – немного мужского общества нам бы не помешало, правда, Кэсси?
– Ну конечно!
– Мам, я не хочу лишнего шума.
– Какой шум? Никто и не собирается шуметь. Угостим его сэндвичем с колбасным фаршем, чаем напоим – побалуем парня. Не будет никакого шума. Чего нам шуметь-то?
Правда жизни
– Я хотела сказать, – умоляюще проговорила Бити, – не надо, чтобы все девочки приходили. Понимаешь?
– Я, да ты, да Кэсси, ну и, конечно, малыш Фрэнк. А больше никого и не будет.
– Ладно, я позову его, – пообещала Бити.
– Ур-а-а! – подпрыгнула от радости Кэсси.
Фрэнк, до сих пор висевший у нее на плече, выскользнул из-под руки. Марта подалась вперед, пытаясь поймать его, но не успела. Бити выпростала руку, но тоже – мимо. Фрэнк приземлился носом в ковер.
4
Вначале Бернард Стоукс слегка покраснел от смущения. Не слишком ловкий в светских беседах, он постепенно разогревался. Как и обещала Марта, были поданы сэндвичи с колбасным фаршем и соленьями, чай, свежий салат и помидоры из теплицы Олив, – да и сама Олив явилась. Заняла место за столом и Аида. Между тем, по чудесному совпадению, зашли старые девы Эвелин и Ина с блюдом маринованной свеклы. Юна принесла дюжину яиц с фермы, Бити без единого слова взяла их и поставила варить – только тут она улучила минуту, чтобы упрекнуть Марту, в очередной раз наполнявшую чайник:
– Мам, ну я же просила!
– Я ничего не говорила, – прошептала Марта, пряча за широкой спиной этот обмен репликами от других дочерей. – Это, наверно, Кэсси.
Но Кэсси тоже ничего не разболтала. В этом не было необходимости. Просто Олив увидела, как Бити крахмалит блузку. Юна заметила, что Марта протирает лучшую посуду. Это было все равно что разослать приглашения, отпечатанные на тисненых карточках. Разумеется, узнали о предстоящем визите и Аида, и Эвелин с Иной. В конце концов, речь шла о том, подходит ли парень нашей Бити.
Бернард пришел в туфлях, начищенных до блеска, его румяное лицо сияло чистотой. Каштановые волосы были зачесаны на одну сторону с какой-то неимоверной тщательностью, усердно приглажены водой и расческой. Его впустили в дом, торопливо провели через залу – он успел лишь бросить взгляд на старика, сидевшего в кресле с высокими подлокотниками и читавшего газету. Старик, не отрываясь от чтения, махнул рукой. И дальше, в глубь дома. Его усадили во главе стола – почетный гость. Со всех сторон за ним ухаживали заботливые женские руки.
И правда, с того дня, как из Дюнкерка в обгоревших лохмотьях вернулся Уильям, а Олив упала в обморок, в дом еще не входил ни один молодой человек. Но людей не хватало, отпуск был короткий, и вскоре Уильяма снова вызвали на службу. Ровно через пять лет Уильям все еще был в Германии, в составе победоносных оккупационных сил. Но до возвращения в армию он успел оставить Олив подарочек из Дюнкерка: здоровенькую девчушку, которую назвали Джой, – теперь ей было четыре года и три месяца.
Тем временем Бернард говорил и потихоньку привыкал к тому, что на него нацелены восемь пар глаз: Марта глядела приветливо и беспристрастно, Аида – украдкой, недоверчиво, у Эвелин и Ины глаза бегали, у Олив взгляд был влажный, искренний, у Юны – веселый, даже насмешливый, у Кэсси – ластящийся, а у Бити – мрачный и защищающий. В ответ Бернард разговорился:
– Отстраивать заново надо, понимаете, восстанавливать. Смотреть на это как на благоприятную возможность. То есть с городом, конечно, случилась жуткая беда, но посмотрите – трущобы убрали. Теперь нужно подумать о том, чтобы построить приличные дома для трудящихся.
– Еще хлеба с маслом, Бернард?
– Возьмите еще салата, Бернард. Бити вроде говорила, вы собираетесь стать аркитехтором.
– Очень вкусно, миссис Вайн. Да, я очень хочу стать архитектором. В нашем городе нужно многое построить.
– А ведь наверно… – заговорила Аида, – там, поди, кучу экзаменов сдать надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92