Это был сложный, густой, диковинный и тревожащий запах. Он был такой сильный, что Уильям испугался – как бы не потерять сознание. Он всунул в нее пальцы, и Рита простонала. Как и обещал ему Арчи, он обнаружил клитор. Уильям подразнил его указательным пальцем, и Рита подставила холмик лобка ему под самые губы. Он зарылся лицом в этот мех, ее запах стал как жаркий ветер. Он тронул языком ее клитор, и все ее тело затрепетало. Он нежно лизнул ее, и она позвала его именем мужа:
– Арчи.
Уильям услышал, но это его не остановило. Она снова произнесла это имя, и он почувствовал раздражение. Он оторвался от Риты, перевернул ее на живот и резко вошел в нее.
– Помедленнее, – сказала Рита, – полегче.
Он кончил в нее и почувствовал холодный пот на спине. Он изливал семя, волосы у него на затылке и на руках встали дыбом.
Они лежали и смотрели в потолок. Рита сказала:
– Боже, тебя будто только что из тюрьмы выпустили.
– Извини.
– Не извиняйся. Было хорошо.
Да, подумал Уильям, но кто именно был хорош? Он уже собирался заговорить, как вдруг заметил, что она плачет. Он придвинулся к ней, обхватил ее, и она долго рыдала в его объятиях, пока не выплакалась и не уснула. Обычно, кончив, Уильям закрывал глаза и сам засыпал, но сейчас его сердце бешено колотилось. Он обыскал взглядом все углы темной комнаты. Наконец он вскочил с постели. У него было дурацкое ощущение, будто кто-то прячется в шкафу. Он медленно подошел к дубовому шкафу, повернул маленький ключ и открыл дверцу. Внутри он увидел костюмы и пиджаки Арчи, аккуратно повешенные на плечики. Одежда хранила мужской запах. Внизу стояли туфли Арчи.
Закрыв дверцу шкафа, он опустился на колени, встал руками на пол и заглянул под кровать. Потом поднялся и подошел к комоду. Верхний ящик открылся с шорохом. Там были вещи Риты: чулки, нижнее белье. Он задвинул ящик и выдвинул второй, перебирая руками одежду.
– Что ты ищешь? – тихо спросила Рита.
Уильям подпрыгнул, по спине его снова тек ледяной пот. Он задвинул ящик.
– Не знаю, – ответил он.
Ему было не по себе. Что-то не так.
– Иди ко мне.
– Мне надо уходить, – сказал Уильям, хватая рубашку.
– Хорошо. Я тебя провожу.
– Не надо! – почти крикнул он и осекся: – Лежи. Не беспокойся.
Он торопливо оделся, поцеловал Риту и с топотом сбежал вниз по ступенькам. В гостиной он чуть помедлил у фотографии на каминной полке, с которой ему во весь рот улыбался Арчи. Уильям что-то неслышно пробормотал и вышел, хлопнув дверью.
Он оглянулся. На окне спальни чуть шевельнулась занавеска.
16
Кэсси пришлось рассказать Марте о способностях малыша Фрэнка, хотя мать неохотно вступала в разговор обо всех этих странностях. Марта сразу заметила, что Кэсси не заканчивает фраз, тараторит, вздыхает вдруг не пойми с чего, иногда замолкнув на полуслове. Кэсси сказала, что Фрэнк – особенный, что у него душа древняя, что он то, ce, пятое-десятое – иной. Марта внимательно выслушала Кэсси. Что она могла ответить? У нее хватило мудрости промолчать – она знала, что иначе сейчас и нельзя.
Марта не хотела говорить не потому, что сомневалась, а как раз потому, что полностью дочери верила. Разве саму ее не посещали призраки и грезы, разве не получала она посланий оттуда – и при этом без всяких усилий с ее стороны? Она очень надеялась, что никто из ее детей – и внуков – не будет наделен проклятым даром ясновидения.
Для большинства из них ее надежды сбылись. Аида была глуха к потустороннему, как бревно. Эвелин и Ина, готовые все отдать за умение общаться с духами, были его лишены, и им оставалось лишь прикладывать к уху раковины, выловленные на мелководье. Олив слишком суетилась, ее полностью поглощали жизненные заботы. Юна – дитя земли, поэтому она и выбрала себе в мужья фермера. А у Бити первую скрипку играл разум. И вот, когда Марта ждала последнего ребенка и думала, что вот-вот вздохнет свободнее, появляется Кэсси, у которой такие задатки есть точно, а теперь – Фрэнк, по поводу которого у нее никогда не было сомнений.
Может быть, поэтому она и передумала в тот день, решив оставить мальчика. Ему и так нелегко пришлось бы в жизни с этой ношей, да еще, не дай бог, среди тех, кто тебя не понимает.
Марта так неохотно говорила об этом еще и из желания защититься. Это был очень древний инстинкт, питавшийся чувством страха и самосохранения. С годами стало неважно, приходят за тобой в белых халатах и потом лечат электрошоком или предают с амвона анафеме – все одно растопчут.
Она надеялась, что, отправляя Фрэнка в дом на Эйвон-стрит, где так спокойно, она сделает доброе дело и Кэсси. По опыту ей было известно – тем, кто всю жизнь только и делает, что стучится Туда, редко отвечают. Притом сестры-близнецы были чудовищно непроницаемы, как и духовные приставалы из их церкви, сами похожие на призраков. Ей казалось правильным спрятать Кэсси и Фрэнка в таком месте, где все – одна болтовня и ничего не происходит по-настоящему. Но теперь Марта поняла, что, наверное, ошиблась. Кэсси за всех них проделает Туда дыру.
– Может, пройдет, – сказала она Кэсси, имея в виду Фрэнка. – У многих проходит. С возрастом.
– Он на Эйвон-стрит шуму наделал.
Это было правдой. То, что миссис Гумберт вдруг стало нехорошо, объясняли не головной болью, усталостью или только что подхваченной простудой – эти земные причины могли бы прийти в голову кому-нибудь другому, но не обитателям и гостям дома на Эйвон-стрит. Ясное дело, ее недомогание связано с воздействием духов. Когда же очередной гость-спиритуалист, некий мистер Абрахамс, лицо которого было наполовину парализовано после удара, объявил, что дом вибрирует от нематериальной энергии, чего он в предыдущее посещение не заметил, заговорили о Фрэнке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92