Любое небрежное замечание о погоде могло быть истолковано Джеймсом как критика выбранного им места отдыха.
И действительно, туман не являл собою чего-то совсем уж необычного для Перигора – или Дордони, как предпочитают британцы называть эту часть Франции, раскинувшуюся между широкими отмелями Ло и многочисленными извивами самой Дордони. Каждое утро, словно выполняя какую-то механическую работу, желтое солнце скатывало влагу в шар из серых хлопьев; к середине утра работа бывала выполнена, а весь туман – выжжен. Небо снова обретало свой герадьдически голубой цвет. Стоял август, и плоды уже поспели до того, как прибыли наши туристы. Поспели блестящие початки кукурузы, лопались и застревали в ветвях плоды инжира, сливы падали и разбивались на земле. И все это заставляло приезжих чувствовать себя в некотором роде опоздавшими к похоронам.
Вот в эти голубые небеса и вглядывалась Джесси, ожидая, пока исчезнут последние клочки тумана. Казалось, что ее глаза отражают картину неба.
– Отличный трюк, – сказала наставница. – Как ты это делаешь?
– Трюк? А что я такое делаю?
– Меняешь цвет своих глаз. Только что они были у тебя серые, как вареные макароны. А теперь – как васильки.
– Я просто смотрела на небо.
– Это не то, что я имела в виду, Джесс. Мне хотелось бы знать, куда ты уходишь, когда твои глаза устремлены вверх? Куда ты уходишь и что видишь мысленным взглядом?
Джесси пожала плечами:
– Никуда. Ничего.
– Вчера вечером, за столом, ты собиралась скверно себя повести, правда? Когда твой отец велел тебе идти спать. А ты решила не слушаться. Ты всегда можешь принять решение?
У Джесси был несчастный вид.
– Теперь мне можно пойти поплавать? Наставница спокойно взглянула на ученицу:
– Да. Но сначала позволь тебя спросить: сегодня утром ты смотрела в зеркало?
– Да.
– Все двадцать минут?
– Было трудно. Бет все время входила и выходила и допытывалась, что я делаю.
Джесси говорила правду. Задание оказалось более сложным, чем казалось вначале. В доме, полном людей, нелегко было улучить несколько минут, чтобы остаться одной.
– Не обращай на Бет внимания. Если не соблюдать все правила, у тебя ничего не выйдет, как ни старайся. Ты ничего не увидишь. Попробуй еще разок сегодня вечером, когда все будут чем-нибудь заняты. Я постараюсь как-то отвлечь Бет. А теперь иди поплавай.
Джесси разделась, чуть-чуть помедлила на краю бассейна, прыгнула с берега и запищала, когда ее коснулась холодная вода. Плавала она прекрасно, всегда демонстрируя отличный стиль и впечатляющую скорость. Не прошло и минуты, когда к ней в воде присоединился Мэтт, а затем Рейчел. Потом подошли Сабина и Крисси – отдохнуть на шезлонгах. Джеймс еще не вставал.
Из-за Джесси все места себе не находили. Джесси – золотой ребенок, Джесси – просто чудо, и выглядит куда старше своих одиннадцати, и умна не по годам, балансирует на грани, разделяющей девочку и женщину… Джесси, унаследовавшая голубые глаза отца и чудесную смуглую кожу матери; Джесси с волосами цвета меда и огня и с беспечным, почти вульгарным смехом (ни папа, ни мама так не смеются); Джесси с ее своевольным характером – спущенная петля в безупречном вязаном полотнище, сбой программы, безупречной во всех прочих отношениях…
…Какая там спущенная петля! При чем тут сбой программы! Джесси любила гулять. Она могла бродить часами, не следя за временем; эта привычка к дальним прогулкам водилась за ней с трехлетнего возраста. Ее тянуло поплавать в местах, не предназначенных для купания, – в опасных водохранилищах, затопленных котлованах, в судоходных каналах между шлюзами. А еще она могла ни с того ни с сего взять и скинуть с себя одежду в самом неподходящем месте – например, в супермаркете близ отдела выпечки, на главной городской улице в день карнавала или в церковном саду на свадьбе какой-нибудь кузины.
– Почему ты это сделала, Джесси?
– Там пахло хлебом… его только что испекли.
– Почему, Джесси? Почему?
– А тогда только начали разбрасывать конфетти.
У нее была также необъяснимая и раздражающая манера – спрашивать у людей, как их зовут, даже если ответ был ей заведомо известен, даже если она знала собеседника уже не один год и даже если обращалась к своей школьной учительнице или к собственным родителям. Столь странная особенность могла проявляться несколько раз в день или вообще не напоминать о себе месяцами. И притом задаваемые девочкой вопросы всегда казались совершенно неуместными.
– Доброй ночи, благослови вас Бог, и как вас зовут?
– Ну, как я тебе говорил вчера вечером, и на прошлой неделе, и на позапрошлой, я – твой отец.
– Можно мне не ложиться спать и посмотреть телевизор, и как вас зовут?
– Ради бога, Джесси! Ради бога!
Естественно, Джесси находилась под наблюдением врачей. В Национальной службе здравоохранения ее водили на прием к детскому психологу, который рассердил Джеймса своим отказом сказать то, что хотел бы услышать сам Джеймс. Психолог счел, что, судя по всему, никаких опасных отклонений у Джесси нет.
– Что это значит – «судя по всему»? Черт побери, у нее либо есть какие-то отклонения, либо их нет.
– Когда вы дома, вас всегда можно рассердить с такой же легкостью?
– О-о, как умно. Очень умно. А я-то думал, речь идет о поведении Джесси, а не о моем. Это ж надо так ошибиться.
– Мой муж вовсе не хотел грубить. – В отношениях с врачами, налоговыми инспекторами, муниципальными чиновниками, банковскими клерками и продавцами аудиокомпонентов Сабина выучилась приглаживать взъерошенные Джеймсом перья.
– Я хотел только сказать, что в таких вопросах весьма важен контекст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92