Фантазия вскинула свой арбалет к плечу и топнула ногой.
– Эй! – крикнула она, один из зверей чуть отодвинулся. Она снова топнула. – Эй!
Они не рычали, но и не уходили. Они смотрели на нас голодными глазами, холодно и неотрывно.
– Фан, – обратился я к ней. Стараясь не делать резких движений, я снял очки Спекс. – Фан, не нажимай на курок.
– Я держу их на прицеле, – сообщила она.
– Их слишком много, – предупредил я.
– Убей одного, остальные убегут.
– Вряд ли.
– Ну и что же теперь делать, ты знаешь?
– Больше, чем ты думаешь, – соврал я, – так что не стреляй.
«Покорми того, кто хочет есть», – подумал я и полез в карман за остатками вяленой говядины. Я разорвал пакет и швырнул собакам. Они опасливо понюхали, но взять не решились.
– Ладно, – сказала Фан, – доставай, что еще у тебя есть.
Я вытащил шоколад, прихваченный для Симоны.
– Бросай.
– Нельзя давать собакам шоколад, – возразил я.
– Почему?
– От шоколада у них поднимается адреналин.
– Ну и что?
Я понял ее мысль. «Отрави того, кто хочет тебя убить», – не очень-то благородно. Пока они подбирали разломанный на кусочки шоколад, мы обошли их сбоку и забрались в машину.
– Ванкувер, – объявил я.
– Вкусно, – ответила она.
Я надавил на акселератор. Некоторое время мы ехали молча.
– А есть такое слово – собакоукус?
– Насколько я знаю, нет.
Фантазия кивнула.
– Я путаюсь иногда.
Я тоже кивнул и улыбнулся. Она уставилась в пол.
– Бывает, я придумываю слова. Жить в моей шкуре непросто. Куда труднее, чем кажется.
Я тоже так думаю.
– Как у тебя дела? Принимаешь таблетки? – поинтересовался я, поднимая щекотливый вопрос.
Она поджала губы.
– Как насчет гематита? Гематит – такой крутой блестящий черный жидкий металл, похож на камень, верно? Или я опять все выдумала?

* * *

«Элизиум» – неприступное автономное сооружение – казался чем-то неземным. Здание было построено в так называемом стиле «военной архитектуры», чистый авангард, в значительной степени заимствованный у футуриста Ратиба Абдул-Каххара. Здание окружал забор из колючей проволоки, на крыше размещались солнечные батареи, и капсула стояла среди буйных зарослей, словно цветок из пластика и титана.
– Она больше нашей, – отметила Фан. – Почему нам достались дешевые места?
– Мы – план на случай непредвиденных обстоятельств, помнишь? Они отправили нас на орбиту. Неразумно запускать в космос большие сооружения, так ведь?
Она недовольно забурчала. Зависть – противная штука.
Воспользовавшись паролем, мы вошли внутрь.
Миновали холл.
Обнаружили труп.
Лазарь, вернее то, что от него осталось, неподвижно лежал в контейнере, мертвый и безмолвный. Все оборудование в помещении сгорело от замыкания. В комнате стоял тошнотворный запах. Пол был залит антибактериальной жидкостью.
– Наш друг Лазарь уснул, – сказала Фан, цитируя Новый Завет. – Но он больше не проснется. Он не поднимется. Он сгниет.
– Я так и думал, – сказал я.
– Не сомневаюсь в том, Хэл. Ты же мужчина.
Голос Фантазии предательски дрожал. Естественно, мы видели трупы, выполняли вскрытия в школе. Но сейчас это была уже реальность, а не ГВР, к тому же он был одним из нас. Мы знали его больше десяти лет. Возможно, мы не очень его любили, но все-таки…
Все-таки это был Лазарь. Наш Лаз.
Он всегда был одним из нас.
И кто-то убил его.
Позднее я смогу доказать, что он погиб от электрического разряда, мощного выброса, все защитные системы не сработали одновременно. Значит, тот же, кто убил Лазаря, пытался так же убить и меня. Я легко отделался. Кто-то «прореживает стадо». Нас всего десять на Земле, без Лазаря – уже девять. Погибни я, было бы восемь.
Что общего между мной и Лазарем?
Ничего не могу придумать. Я решил сочинить панегирик Лазарю.
«Друзья, я стою здесь перед вами сегодня, чтобы сказать несколько слов о покойном Лазаре Вайсе. У нашего Лазаря была сверхъестественная способность заставлять окружающих чувствовать себя тупицами рядом с ним. Я вовсе не хочу сказать, что он был очень умным. Просто самодовольным и расчетливым».
Бог с ним.
Пора будить его подружку, она в другом конце вестибюля.
Она пребывала в полном здравии. Так мирно спала. Странно. Она совсем не была похожа на ту девушку, которую я знал.
Но до чего же она была красива!
Глядя на ее тело, плавающее в искусственной колыбели, я вспомнил инкубатор. В первом классе у нас был инкубатор. Крошечные цыплята вылуплялись из яиц. Пушистые желтые комочки – настоящие, по крайней мере мы так думали тогда.
Я помню, как Эллисон говорил о чуде рождения. Мы наблюдали, как цыплята пробивают яичную скорлупу. Мы тогда были такими невинными, изумлялись. В инкубаторе им тепло, они в безопасности, говорил Эллисон. Видимо, он хотел сказать, что в ГВР персонал школы позаботится о нас, коль скоро наши родители отправили нас учиться в ГВР, как мы могли бы заботиться о цыплятах. Мы дали им имена, они стали нашими питомцами.
Вот тогда я впервые обратил внимание на Симону. До этого момента я просто считал ее неплохой девчонкой, потому что нам нравился один сорт конфет. Но сейчас меня поразило выражение ее лица, когда она, не отрываясь, смотрела на цыплят. Я не мог отвести от нее взгляд, она как будто хотела спросить что-то.
– А что случилось с их мамой курицей? – наконец спросила она.
Хороший вопрос. Эллисон украл цыплят? Нет? Тогда где она?
До этого момента я не думал о смерти.
Эллисон что-то ответил, но я уже не слушал. Я смотрел на Симону, затаив дыхание. Я всю ночь не сомкнул глаз, все думал о ней, мысль поселилась в моем сердце и все больше занимала меня. Из этого вырастали другие мысли, приходили другие чувства, вновь отбрасывались, поскольку не казались мне важными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76