А Карен просто сидела, позвякивая тающими кусочками льда в бокале, и окуривала его ментоловым дымом. Никаких замечаний, кроме одного-единственного «О?», ни одного вопроса, даже о Майкле, пока он не закончил. «Гарри, – произнесла она, когда он замолчал, – ты умрешь, если не сбросишь фунтов тридцать». Спасибо большое. Он ответил, что рад был повидаться и узнать, что все его проблемы будут решены, если он запишется в секцию аэробики.
– Гарри, что ты делаешь?
– Надеваю рубашку.
Он отошел к окну – лишь бы двигаться, лишь бы что-то делать, а чертовы пуговицы все никак не застегивались…
– Ничего, что я оденусь? Ты не возражаешь? По крайней мере, не простужусь. Но одеваться полностью ради твоего неудачно пошутившего дружка не буду.
– Друзья не вламываются в дом, они звонят в дверь.
– Да? А если обкурились?
Карен ничего не ответила, в этом смысле она была чиста, она теперь была выше какой-то там наркоты. Гарри посмотрел в окно, на сплетение кустов и старых деревьев вокруг лужайки, на бледный овал бассейна, усыпанного листьями.
– Мигуэль что, бассейн не чистил? Давно пора.
– Гарри…
– Иду, иду. – Он подошел к двери. – Слушай, если кто-то вломился в дом, почему не сработала сигнализация?
– У меня нет сигнализации.
– Отключила?
– У меня ее никогда не было.
И верно, сигнализация была в доме в Вествуде, где они с Карен жили. Она обычно приходила и забывала ввести код для отключения… Теперь сигнализация есть у Марлен – вместе с домом, где она установлена. Он женился на Марлен – она отвечала у него за развитие проектов – после того как Карен вышла замуж за Майкла. Потом, когда оба брака практически одновременно закончились разводами, он сказал Карен, что это знамение и они снова должны соединиться. Но Карен ответила, что не верит в приметы – это полная пурга, потому что она читает свой гороскоп каждый день. Марлен вышла замуж за парня, который в свое время возглавлял производственный отдел «Парамаунта», а сейчас ставил комедии положений на телевидении – одна из них о семье с говорящей чихуахуа. Крошечная собачка, говорящая с липовым пуэрториканским акцентиком: «И чо ето ты на меня уставиться?» Этой собачке постоянно не везло. Он подумал: что было бы, если бы Карен жила сейчас не в этом доме, а в том, что в Вествуде, своем псевдофранцузском шато, высоко в Беверли-Хиллз, над огнями Лос-Анджелеса, построенном в конце двадцатых для одной кинозвезды и переходящем с той поры из рук в руки?
– Чо ето всегда я? – спросил он с пуэрториканским акцентом, застыв в дверях.
– Потому что я девушка, – ответила бледная фигура с кровати. – И ты крупнее меня. Намного.
Гарри в рубашке и трусах начал спускаться по спиральной лестнице, а голоса становились все отчетливее, он уже различал отдельные слова, реакцию аудитории. Громкость специально была выбрана такой, чтобы звук услышали на втором этаже.
Похоже, транслировали шоу Леттермана. Плитка в зале неприятно холодила его босые ноги. Мексиканская плитка и примитивистское искусство – и везде полы из твердой древесины, за исключением кабинета. Вся удобная мягкая мебель в чехлах времен Майкла исчезла. А в кабинете среди множества фотографий других деятелей кино и плакатов на отделанных деревянными панелями стенах по-прежнему висели его портреты.
Он прошлепал к кабинету. Дверь полуоткрыта, внутри темно, лишь огромный тридцатидвухдюймовый «Сони» светится. Дэвид Леттерман с кем-то разговаривал, но уже не с Шеки, это был совсем другой голос.
Стола, за которым они с Карен сидели и трепались, попивая виски, видно не было. Карен говорила, что читала сценарий и, возможно, согласится на роль. «О, правда? Значит, хочешь вернуться в кино? Замечательно». А он все ждал подходящего момента, чтобы рассказать ей о своей ситуации. Великолепная возможность, но есть проблемы. Пауза. Вдруг она предложит: «Может, я могу помочь?» Так нет, она сказала лишь, что ему следовало бы похудеть.
Впрочем, надежда еще есть. Предложение остаться было неплохим знаком. Она заботится о нем: «Тебе нельзя садиться за руль в таком состоянии». Заботится, но не настолько, чтобы разрешить ему переспать с ней, так сказать, в память о днях былых. Раздраженная Карен заявила: «Если думаешь, что ностальгия заставит меня переспать с тобой, – забудь». Он мог пойти в комнату для гостей или вызвать такси. А, плевать, переспать с ней не столь уж важно, главное, они вновь стали друзьями. А когда он скользнул в постель, она промолвила: «Я говорила серьезно, Гарри, мы будем просто спать».
Но не вытолкала же она его из постели пинком.
Так что, открывая дверь кабинета, он чувствовал себя вполне уверенно и практически не сомневался, что в комнате никого нет. А если и есть, то какой-нибудь обкурившийся друг Карен, актеришка, решивший пошутить. О'кей, он лишь небрежно кивнет этому шутнику, выключит телевизор и отправится спать.
Большая часть комнаты скрывалась в полутьме, на экране Дэвид Леттерман и его собеседник, музыкант Пол Шаффер, изо всех сил старались выглядеть стильно. Босые ноги Гарри ступили на теплый ковер.
– Вот черт! – Он аж подпрыгнул, вскрикнув от неожиданности.
Леттерман и Пол Шаффер исчезли, экран погас, и зажглась настольная лампа.
За столом, чуть сгорбившись и положив перед собой руки, сидел парень, которого Гарри раньше никогда не видел. Худой и крепкий, весь в черном, темные волосы, темные глаза. Парень лет сорока.
– Гарри Зимм? – тихо поинтересовался он. – Очень приятно. Меня зовут Чили Палмер.

3

Гарри схватился за грудь.
– Господи, надеюсь, вы знаете, что делать, если у меня вдруг случится сердечный приступ, – пробормотал он, все еще думая, что это – друг Карен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78