Может быть, лучше последовать в гостиницу, потому что в случае проблем с властями нам придется отказаться от наших соглашений. И деньги нужно заплатить вперед.
— Это твое жилье?
— Мое? Почему вы так решили, мадам?
— Ты сказал “нам придется отказаться”.
— Да, — Али пожал плечами. — Там живет моя семья, но они не будут вам мешать, мадам, все они очень тихие люди. Мой старший пошел в университет, мы получили для него учебный кредит. И пока мы ничего не нарушаем, у нас есть льготы по оплате. Мы не должны тревожить наших соседей, поэтому у нас самая тихая семья в квартале и самая чистая квартира, соседям просто не на что жаловаться.
— Договорились, Али. Но скажи мне, ты не боишься, что, поселив меня, ты нарушишь закон города и лишишься льгот по оплате?
— Не боюсь, мадам, это не предлог для лишения льгот. В банковских документах все указано. Моя двоюродная сестра, она работает юристом в адвокатской конторе, мне все разъяснила.
Я увидела в зеркале белозубую улыбку и поняла, что Али уже давно таким образом нарушает законодательство города Парижа.
Квартира была расположена на последнем этаже и удовлетворяла всем выдвинутым мною условиям: Балкон выходил во двор, и с него легко можно было попасть на крышу. Одна дверь выходила на лестничную клетку, замусоренную и зарисованную графити, вторая дверь вела к лифтовым шахтам. Лифтов было два, оба работали в весьма произвольном режиме.
Где-то неподалеку от дома располагался выход метрополитена, и регулярному грохоту поездов вторило позвякивание стеклянной начинки многочисленных комодов, буфетов, шкафов и прочей полуантикварной мебели, в которой буквально утопала квартира. Семья у Али Рашида была большая, что, впрочем, характерно для эмигрировавшего араба. Эмигранты .рассуждали просто: чем больше детей, тем больше размер государственного пособия. Статистике пле-' вать на цвет кожи, язык, вероисповедание и происхождение ребенка. В этом отношении статистика — самый интернациональный государственный институт, ее интересует прирост населения. Если он положительный, то ситуацию в стране можно считать . условно благополучной, а тем, кто неустанно работает над увеличением народонаселения, нужно выплачивать соответствующее пособие. Декларация всеобщего равенства не позволяла серьезно учитывать расовую составляющую новорожденных, и тот факт, что Франция постепенно теряла свою национальную самоидентификацию, воспринимался, в лучшем случае, как досадный.
Приверженцы ассимиляционных программ по-прежнему утверждали, что страна способна “переварить” любую волну эмиграции, и жалкие попытки правительственного аппарата снова ввести миграционные квоты были с негодованием отвергнуты.
Квартал, в котором жила семья Рашидов, был типично арабским. Таких полно по всей Европе, в любом городе, а иногда даже в городке. Эмигранты с Востока — всегда люди прагматичные, они понимают, что необходимо для выживания в стране, которая всеми силами будет стараться их “переварить”. Поэтому они стараются жить так, как жили на родине, по тем же укладам и внутренним законам, установившимся в их обществе сто лет назад. В то время как глобальная культура уверенно внедрялась в жизнь на их родине, арабские эмигранты создавали свои собственные закрытые общества в центре Европейского Союза. В этих “убежищах” бережно хранилось все: и хорошее, и плохое, и глупое, и мудрое. Тут гость почитался как король, а женщин частенько можно было видеть в парандже.
— Вот ваш ключ, мадам, — сказал Али, протягивая мне кусочек железа. — Вы можете не запирать, никто не тронет ваши вещи. Моя семья вообще не будет заходить сюда. Исключение составит только завтрашний день. Мы заберем этот большой буфет завтра утром. За ним придет покупатель.
— Этот? Кому он понадобился?
Я осмотрела здоровенную конструкцию из темного дерева, сплошь покрытого завитушками и вензелями. Вещь довольно прочная, но излишне громоздкая. В современную квартиру такая не вместится ни под каким соусом. В просторной, старой квартире Рашидов этой мебели было тесно, а уж про пеналы новостроек и говорить не приходится.
— Ну, есть люди, которые интересуются антиквариатом, — Али развел руками. — У человека с таким дорогим хобби должно быть достаточно места.
— Антиквариатом?
Али кивнул.
— Таксист торгует антиквариатом?
— Почему таксист не может торговать?
— Может, — я пожала плечами.
— Завтра это унесут, и места в комнате станет больше. А пока я поеду, мне нужно работать. Перебраться в Париж стоит много денег, мадам.
— Я себе представляю.
Али хлопнул дверью. Я выглянула в коридор и успела заметить, как в соседнюю комнату юркнули любопытные детские фигурки. На кухне что-то шипело, чем-то сосредоточенно стучаяа одна из жен Али Рашида, младшая. Старшая, официальная, в это время была занята воспитательным процессом со средним сыном, который что-то натворил и теперь выслушивал эмоциональные нотации исключительно на арабском.
В общем и целом подойдет, решила я.
Сегодня было душно, но по сравнению со спертым воздухом парадного, насыщенного запахом мочи, пота и еще неизвестно чего, улица казалась просто раем. Я выбралась на исследование прилегающих пространств сразу же за Али, отправившимся на работу. Дверь я запирать не стала, у меня нет вещей, которые имело бы смысл красть. Да и за “антиквариатом” могли приехать не завтра, а сегодня, и хотя я не сомневалась в том, что у семейства Рашидов есть запасные ключи, осложнять им жизнь не хотелось.
Для начала меня интересовал выход подземки и я, вычленив в обычном уличном гомоне перестук колес, направилась в его сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97