Позабыв о сигарете, Роксана, словно загипнотизированная, уставилась на что-то за ее спиной. Кэндис обернулась. К церкви подъехал черный лимузин, и из него вышла элегантная женщина средних лет в черной шляпке с вуалью и аккуратным светлым пучком на затылке. Следом за ней из машины выбрался мальчик лет десяти, подстриженный как Кристофер Робин. Потом из лимузина вышла молодая женщина, также одетая в черное, и наконец последним показался Чарльз Оллсоп.
– Это, наверное, его жена,– догадалась Кэндис.– Конечно, это она – я ее узнала! У Ральфа в кабинете была ее фотография.
– Это Синтия, Чарльз и Фиона,– сказала Роксана ровным, бесцветным голосом.– И малыш Себастьян.
Она поднесла сигарету к губам и глубоко затянулась.
Синтия Оллсоп внимательно оглядела сына и одернула на нем курточку.
– Сколько ему лет? – поинтересовалась Кэндис, разглядывая мальчика.– Я имею в виду, младшему.
– Не знаю,– пожала плечами Роксана и как-то странно усмехнулась.– Я… я перестала считать.
– Бедный мальчик! – сказала Кэндис, кусая губу.– Потерять отца в таком возрасте! Я полдню, мне тоже было нелегко, но я…
Она не договорила. Оллсопы медленно двинулись к входу в церковь. У самых дверей Синтия замедлила шаг и бросила на Роксану быстрый взгляд из-под вуали. В ответ та решительно вскинула голову и выпятила подбородок.
– Ты ее знаешь? – с любопытством спросила Кэндис, когда Оллсопы скрылись внутри.
– Никогда с ней не разговаривала,– покачала головой Роксана.
– Ага…
Кэндис озадаченно кивнула и погрузилась в молчание. Между тем в церковь входили все новые и новые люди, и это вывело ее из оцепенения.
– Может быть, пойдем? – предложила она, отчего-то робея.– Ты уже докурила?
– Я не пойду,– ответила Роксана, и Кэндис недоуменно покосилась на нее.
– Почему?
– Не могу.– Теперь Роксана говорила почти шепотом, а ее подбородок жалобно дрожал.– Не могу сидеть там с ними… С ней…
– С кем? С Хизер? – удивилась Кэндис.
– Кэндис! – сказала Роксана срывающимся голосом.– Когда до тебя наконец дойдет, что мне абсолютно наплевать на твою новую подружку?
Она сняла очки, и Кэндис, посмотрев на нее, едва не отшатнулась. Глаза у Роксаны опухли и покраснели, а под ними залегли глубокие темные тени, которые не мог скрыть даже толстый слой тонального крема.
– Да что с тобой, Рокси? – воскликнула Кэндис в отчаянии.– Я ничего не понимаю! С кем ты не можешь сидеть? – Она проследила за устремленным на дверь взглядом подруги, и тут ее осенило.– Ты имеешь в виду миссис Оллсоп? Но…
Ты не хочешь сидеть рядом с женой Ральфа? – Кэндис наморщила лоб.– Но ведь ты говорила… ты говорила…
Открыв от изумления рот, Кэндис впилась взглядом в осунувшееся лицо подруги.
– Не может быть! – вырвалось у нее. – Ты не…
Она невольно попятилась и, закрыв глаза, некоторое время стояла неподвижно, пытаясь перевести дух. То, что пришло ей в голову, было невероятно, невозможно, просто смешно! И в то же время…
– Не хочешь ли ты сказать, будто Ральф и ты…– медленно начала Кэндис и, открыв глаза, снова посмотрела на подругу. Увидев выражение лица Роксаны, она почувствовала, как у нее внутри что-то оборвалось.– О боже! – только и сумела вымолвить она.
– Да,– сказала Роксана, кивнув головой.– Ты все правильно поняла…

Сидя на диване в гостиной, Мэгги смотрела, как патронажная сестра записывает что-то в карте Люси, но мысли ее были далеко. Она думала о смерти Ральфа, о похоронах и о том, что сейчас, наверное, все ее коллеги собрались в церкви, чтобы отдать ему последний долг. На самом деле ей до сих пор не верилось, что Ральфа больше нет. Мэгги просто не представляла «Лондонец» без него. «Как-то все повернется теперь?» – думала она, совершенно забыв о своем намерении не возвращаться на работу в редакцию.
Прошедшие несколько дней стали едва ли не самыми тяжелыми в ее жизни. Сначала Мэгги поссорилась со своими самыми лучшими подругами, а теперь умер Ральф, и, возможно, сама редакция, которая оставалась единственным, что связывало ее с Роксаной и Кэндис, перестанет существовать в своем прежнем виде. Как и остальные, Мэгги понятия не имела, что предпримет Чарльз Оллсоп. Возможно, все останется как прежде, но нельзя было исключать, что в гору пойдет Джастин и ему подобные. В этом случае Мэгги не смогла бы вернуться в редакцию, даже если бы захотела.
Глядя, как сестра заносит в карту данные о росте и весе Люси, Мэгги снова вернулась в мыслях к тому давнему вечеру в баре «Манхэттен». Она возлагала на эту встречу такие большие надежды, но все обернулось отвратительным скандалом. Вспоминая грубые слова Кэндис, Мэгги понимала, что сказаны они были, скорее всего, просто в запальчивости. И все же ей до сих пор было горько думать, что Кэндис считает ее обыкновенной наседкой, которую не интересует ничего, кроме собственного ребенка. И это – после всех жертв и унижений, на которые ей пришлось пойти, лишь бы вырваться в Лондон на несколько часов! Право, стоило ли так стараться?
Когда в тот вечер Мэгги, все еще в слезах, вернулась в Гемпшир, Джайлс с орущей Люси на руках метался по всему дому. Мэгги поняла, что поспела вовремя: задержись поезд хотя бы на четверть часа, ее муж, наверное, попросту спятил бы. Только потом ей пришло в голову, что отец, который неспособен разогреть молоко и покормить из бутылочки собственного ребенка, не заслуживает ни жалости, ни снисхождения. Но тогда Мэгги почувствовала, что подвела Джайлса и что теперь он в ней окончательно разочаруется.
– Ну, как все прошло? – спросил Джайлс, когда Мэгги, наскоро переодевшись, села кормить ребенка.– Мама сказала, что ты звонила и что, судя по голосу, вы там веселитесь вовсю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112