- Вот я еще и подконвойный, - высказался Стас.
- Медведь близко, - оправдываясь, сказал Юра. - У него начальная скорость...
- Да, да, - сказал Стас, - под сто. Спринтер и то рвет только тридцать восемь километров.
Пошли. Долго тащились через ельник, багульник, заросли рододендрона, через то, что в Сибири называют стлаником, а как в просторечьи, сказать не могу.
С высокого берега открылась извивистая Макариха.
- Вон остров, - показывает Юра, - там перекат, там...
- Разберемся, - перебил Стас. - Слав, зацепишь блесну, спиннинг береги, тяни за леску, блесны не жалко.
Мы спускались к воде. Стас учил уже меня:
- Рыба любит воду, обогащенную кислородом, его больше там, где вода бурлит, бьется, на перекатах. В начале его и в середине.
Остановились. Стас начал снаряжать спиннинг и для меня. Продевал в кольца на длинном составном бамбуке леску.
- Англичане, хитрые собаки, раньше нас изобрели. Совсем слепой, без очков не вижу. Так вот затягиваем, тут без зубов не обойтись, ножом дурак отрежет, надо отгрызать. Показываю заброс.
Пошел дождь.
- Отлично, - сказал Стас. - Рыбак должен быть мокрый, простуженный, сопливый, но! Но удачливый. - Стас легонько качнул прут спиннинга за спину, легонько мотнул его вперед и вверх, блесна свистнула и полетела на другую сторону, упала в метре от берега. - Теперь подтягиваем и мотаем. Леска должна быть упруга как грудь, не подумай чего, как грудь солдата, стоящего в строю при команде смирно. Слав, полсотни метров туда, ты (мне) полсотни сюда. Я определюсь сам. А Галя где?
- Уже ловит, - сообщил Юра.
- Все! Иду! Даю вам по запасной блесне, это заветные. Эта ржавая, но хариус такие любит. Думает: не я первый. Ну! - Стас вздохнул и пощупал пульс. - Сто сорок, не меньше. Если хариус сорвется, у меня будет микроинфаркт. Морозов! Бросай чуть по течению, гляди за блесной как за любимым голубем, который понес почту. Все, ухожу! "Как ждет любовник молодой минуты верного свиданья! - это о рыбалке. Свидетели в любви не нужны.
Я забросил. Блесна ткнулась у берега. Но потом дело пошло. Еще пару раз бросил и подтянул. Вот блесну кто-то схватил. Сердце мое застучало. Я потащил и вытянул заиленный сучок. И еще раз колотилось сердце, когда попался сучок побольше. Я говорил рыбе: "Рыба, новичкам же везет, везет неофитам, дуракам, в конце концов, везет. На любое согласен, только поймайся". Но хариус был явно не дурак. Я зашел в ботинках подальше, чтобы пересвистывать блесну через всю реку. Нет, ничего. В тишине поскрипывала катушка, да зябли ноги в резине. Зашел выше колен, замерзли колени.
Подошел Юра. Оказывается, ходил на озеро. Переживая за нас, он рассказывал, что именно здесь они не успевали таскать.
- Всех и вытаскали. А как там у Стаса, у Славы?
- У всех то же самое.
Извести это меня утешило. Я выкарабкался на берег, стараясь согреть онемевшие ноги. Прокарабкался сквозь прибрежный цеплястый кустарник. Увидел невдалеке Морозова, пошел к нему. Он оглянулся.
- Поделись опытом, Слав. Как ты их заманиваешь?
- Я им говорю: "Я - Куняев, Я - Куняев". Рыба должна идти на это имя.
- Думаю, Слава, у рыбы сегодня рыбный день, а блесна железная. Лучше давай думать, как начальника к вагончику выманить.
- О, нет, лучше не трогать.
- А я отловился. Можно, я тебе удочку оставлю?
Я положил спиннинг возле большой пластиковой сумки, видимо, взятой для рыбы и пошел по реке. Так тихо было, так умиротворенно. Неслышно сеялся дождь, окроплял зеленые и желтые мхи, капельки осиянно серебрились от слабого солнца. Наклонялся и ел влажную, пропитанную водой голубику. Скоро руки стали чернильными.
И вот, казалось бы, в такой благостной равнинной, параллельной небу, местности и мысли должны были приходить благостные, умиротворенные, но нет же. Местность другая, но я то все тот же, ту же свою голову привез, другой не приставишь. А в голове все то же, чем она жила, чем полнилась до поездки и чем будет занята после возвращения. Прокручивались в памяти дела, которые не сделал, не доделал или сделал не так, как надо, мелькали лица знакомых, вспоминались свои невыполненные обязательства. Я даже встряхивал головой, прямо как конь, отгоняющий гнуса, но мысли были поназойливее любых насекомых.
- До чего же хорошо, - сказал я вслух. - Правда, березки? За что ж вас так обидели, обозвали карликовыми? Вы настоящие, только вам тут трудно. - Я наломал с березки крохотный букетик, придумал, что это веничек для кукольной баньки.
Тишина была полная. Даже услышал слабый шум от взмахов крыльев пролетающих уток. Три. Летели в сторону реки. То есть в сторону Юры. Я напрягся, ожидая выстрела. Нет, миновали утки Юрину зенитку. Снова как рано утром, встала радуга. По начинавшемуся закату я сообразил, где север, где юг. Радуга родилась и выросла на востоке. Тучи посветлели, поредели и вознеслись. Времени три пополудни. А кажется, вечность здесь. Будто давным-давно был вертолет, рев мотора, выброс на болотные кочки, а всего три часа дня. Нет, тут хватило бы недели, чтобы голова проветрилась от московской закрутки. А у костра еще быстрее проветривается. Надо только Стаса вытащить, спасать его надо, ведь заколеет.
Вернулся к реке, пробрался мимо того места, где рыбачил, по направлению, в котором ушел Стас. И вскоре его увидел. Он бросал и бросал блесну. Бросал на диво, я бы сказал, по-олимпийски. И видел только рыбалку. Поворачивался в разные стороны. Я не смел его окликать. Вот он повернулся в мою сторону. Сейчас заметит. Нет, бесполезно. Даже, думаю, если б подошел к нему медведь, которым стращал Юра, Стас бы и его не заметил.
Да, но ведь он все время в ледяной воде, в резиновых бахилах-бродниках, это какой ревматизм можно схватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16