Когда прозвенел звонок на входной двери, я подошел и открыл.
– Я возвращаюсь в Токио.
– Так и планировалось?
– Планы ту ни при чем. Не рисуется мне в горах, и все тут.
– Как я вас понимаю.
Я говорил про себя, но Акико все восприняла по-другому. Она отвернулась. Я поднял руку и спросил, не хочет ли она войти. Девушка еле заметно кивнула.
– А можно посмотреть картину у вас в мастерской?
– Пожалуйста.
Я вернулся в гостиную и развел в очаге огонь. Дерево затрещало и разгорелось.
Акико не спускалась со второго этажа. Я закурил и стал смотреть в окно, на дождь. По крыше осиротелого «ситроена» барабанил дождь.
– Тот цвет, в центре…
Девушка успела спуститься и стояла за моей спиной.
– Каким-то образом я его ощущаю. Смотрела на него, и мне стало ясно, что такое абстракция. У нее своя жизнь, своя реальность.
– Своя реальность?
Я вспомнил темно-синее пятно в центре холста. Я выразил свое сексуальное желание в чистом виде. Не зная объекта этого желания, я нарисовал по наитию.
– Пейзажи, натюрморты, люди – их легко нарисовать, потому что ты их видишь. А вот излить то, что у тебя на сердце… ведь туда не заглянешь.
– Ну, есть чувства, – ответил я.
– А вы здорово набили руку, превращая чувства в цвет и форму, да, сэнсэй?
– У меня богатая практика. Я много рисовал то, что вижу, таким, каким я его вижу.
– Правда?
– Простите, Акико, не захватите мне из холодильника пива?
– Еще не вечер.
– Это мне вместо обеда.
– Не лучше ли прекратить? Вам надо как следует питаться.
– Не вашего ума дело.
– Справедливо. Я не вправе вас поучать, – пробормотала она.
Акико направилась на кухню и вернулась с пивом. В холодильнике было пиво в банках, которое я сам покупал, и в бутылках, которое мне доставили из винной лавки. Гостья принесла пиво в бутылке.
Я раскупорил бутылку и плеснул в стакан.
– Будет тихо.
– В смысле, когда я вернусь в Токио?
– Когда идет дождь, горные духи будто затихают.
Я пил пиво, а Акико внимательно на меня смотрела. Я хотел сказать ей, что она сделала хороший набросок, но смолчал. Скажу что-нибудь – все равно не так поймет. Не хотелось двусмысленностей.
– Хотите меня нарисовать?
– Зачем?
– Просто хочу, чтобы вы меня нарисовали. Честно говоря, я тоже хочу вас нарисовать. Простите за прямолинейность.
– А просить человека себя нарисовать – это не прямолинейность?
Ну вот, опять все испортил. Надо же было встревать. Акико смутилась, но не было похоже, что она злится.
– Разрешаю вам нарисовать меня в любом виде.
– Почему?
– У меня уже два ваших наброска: дерево и валуи. Смотрю на них, и кажется, что лучше бы их поняла, если бы вы меня нарисовали. Вот и решила: попрошу, а откажет – так тому и быть. Так что все нормально. Я сказала, что собиралась.
Я не пытался вникать в мысли девятнадцатилетней девушки.
Акико встала. Я выпил только полбутылки.

2

Во вторник и среду было тихо.
Время от времени шел дождь. Я дважды поднимался в мастерскую, но не мог избавиться от темно-синего пятна в центре полотна.
В четверг прояснилось.
Я вернулся со своей обычной пробежки и увидел перед хижиной белый «мерседес». Не проявив интереса, я зашел в дом и принял душ.
Когда я вышел, в кресле на террасе уже сидела Нацуэ Косуги.
– Магистраль была почти свободная. Думала появиться, когда вы придете с пробежки, но приехала на полчаса раньше.
– Ну и?…
– Я приехала, чтобы с вами переспать.
– А вы, я смотрю, не робкого десятка.
– Не ищите подвоха. Просто я подумала, это способ улучшить отношения.
– Помнится, вы что-то про помощницу говорили по телефону.
– Забудьте. Соблазнять вас юной девицей – ошибка. Дешевый номер. Пока мы не узнаем друг друга получше, вы не научитесь меня слушать. Я предпочитаю сближаться через постель.
– Я смотрю, мы все о вас да о вас.
– Вас ко мне совсем не тянет?
– Да нет. Вы способны вскружить голову не хуже любой девчонки.
– Льстец.
– Так, может, пойдем в спальню и все выясним?
– Но сначала я хочу посмотреть вашу мастерскую. Вы ведь не возражаете?
– Ничуть.
Мы разулись на террасе и пошли в гостиную. Нацуэ Косуги поднялась на второй этаж. Через некоторое время она спустилась. Сняла шарф и куртку. Теперь на ней было платье, здорово обнажающее грудь. Кожа без единой морщинки.
Я провел ее в спальню, толкнул на постель и занялся с ней сексом, ничего не чувствуя. В городе есть женщины, которые зарабатывают на жизнь, удовлетворяя мужскую похоть. Она была такой же. Единственное, что ее отличало, – тяжелый аромат дорогих духов и тот факт, что денег она не просила.
– Ты обращаешься со мной, как с вещью.
Я был в гостиной и пил пиво, когда вошла Нацуэ в большом махровом полотенце.
– Я ведь тоже для тебя предмет, согласись.
– Да, предмет, который практически печатает деньги.
– В печати я не разбираюсь.
– Ну, это ты доверь мне.
– Так и поступлю.
– Кроме шуток?
– Да.
– Давай начнем с картины в твоей мастерской. Да-да, я о ней.
– Эту я уже кому-то пообещал.
– Мне безразлично.
– Дал слово – держи.
– Три миллиона. Вот сколько ты получишь от галереи.
– Я не жалуюсь.
– Я дам тебе десять.
– Не хочу нарушать обещаний. Это не вопрос денег. Просто я совестливый человек.
– Что, действительно? Нацуэ взглянула на потолок.
– Я знала, что берусь за трудного художника. Ладно, забудем про полотно. Только поторопись, передай его галерее, а то я за себя не ручаюсь.
– Полотно еще не закончено.
– Так, значит, на следующей неделе.
– После зимы. Зиму я, наверно, здесь проведу.
– Я могу подыскать тебе местечко, где и условия лучше, и питание – и я смогу приходить к тебе в открытую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61