И вот теперь перед ним сидит эта маленькая женщина, счастливая и довольная жизнью, и с благостным умиротворением рассказывает о своей помощи проституткам и наркоманам. Это стало для него настоящим потрясением.
– Он погиб в автокатастрофе. Я тогда училась на втором курсе. Но даже если б этого не случилось, я не изменила бы своего решения. Он с самого начала знал о моем намерении уйти в монастырь, хотя, наверное, вряд ли верил. Больше у меня никого не было. К тому времени я окончательно утвердилась в своем решении. Так что я и с ним перестала бы встречаться. Мы были молоды, и у нас все было чисто и невинно. По нынешним понятиям, разумеется.
Иными словами, уходя в монастырь, Мэгги была девственницей и оставалась ею до сих пор. У Эверетта это в голове не укладывалось. Такая хорошенькая жизнерадостная женщина…
– Удивительно.
– Да нет тут ничего удивительного. Просто есть люди, которые выбирают эту стезю. – Мэгги считала это нормальным, а Эверетт нет. – А вы? Женаты, разведены? Дети есть?
Мэгги тоже чувствовала, что у Эверетта есть своя история и что он готов рассказать о себе. Ему было легко и приятно в ее обществе. Теперь он знал: почему на ней не было вечернего наряда, как на всех присутствующих в зале. Оказывается, аскетичное черное платье – монашеское облачение.
– Когда мне было восемнадцать, от меня забеременела одна девушка, – стал рассказывать Эверетт. – Ее отец пригрозил меня убить, если я не женюсь. И пришлось. А в следующем году мы разбежались. Семейная жизнь не по мне, по крайней мере это было так тогда, в молодости. Жена подала на развод и, наверное, снова вышла замуж. Сына после развода я видел всего раз, в трехлетнем возрасте. Отца из меня, конечно, никакого не вышло. И когда мы разошлись, я очень переживал из-за этого. Но для зеленого юнца отцовство – слишком большая ответственность. Поэтому я ушел. Не знал, что можно сделать. Сын рос, а я в это время колесил по свету – готовил репортажи для Ассошиэйтед Пресс. Это была сумасшедшая жизнь, но мне она нравилась. Теперь я повзрослел, сын тоже. И я ему больше не нужен, – тихо закончил Эверетт, ощущая на себе взгляд Мэгги.
– Думаю, вы не правы. Родители нужны всегда. – Оба помолчали. Эверетт обдумывал ее слова. – В Ассошиэйтед Пресс останутся довольны вашими сегодняшними снимками, – прибавила Мэгги, желая подбодрить его. О Пулитцеровской премии Эверетт ей не сказал. Он вообще никогда об этом не говорил.
– Я там уже не работаю, – признался он. – В разъездах приобрел кое-какие дурные привычки. Примерно год назад я сорвался, и понеслась душа в рай. Чуть не умер от алкогольного отравления в Бангкоке. Меня спасла проститутка – вызвала «скорую». Выписавшись из больницы, я завязал. А из Ассошиэйтед Пресс меня уволили, и не без оснований. После этого я лег в реабилитационную клинику. Уже год как в рот не беру. И хорошо себя чувствую. Только что устроился на работу в журнал, который откомандировал меня на этот благотворительный вечер. Но собирать сплетни о знаменитостях не по мне. По-моему, лучше уж где-нибудь отстрелили бы задницу, чем париться в бальном зале в смокинге.
– Согласна! – рассмеялась Мэгги. – Мне это тоже не подходит! – Билет ей на этот вечер всучила приятельница, с которой они встретились у стола с пожертвованиями. Мэгги не хотелось идти, но не пропадать же билету. – Хотя я вместо этого с большей пользой провела бы время со своими подопечными. А как ваш сын? Вы о нем когда-нибудь думаете? Хотите его видеть? Сколько ему сейчас лет?
Эверетт тоже вызывал у Мэгги любопытство, поэтому она снова перевела разговор на его сына. Для нее семейные ценности были святы. Ей редко выпадал случай поговорить с таким человеком, как Эверетт. А Эверетту еще реже выпадал шанс поговорить с монахиней.
– Ему через несколько недель исполнится тридцать. Я иногда о нем думаю, да только уже поздновато. Даже слишком. Нельзя же так вдруг ворваться в жизнь тридцатилетнего человека и спросить, как он там поживал без меня все это время. Наверное, ненавидит меня лютой ненавистью за то, что я в свое время его бросил.
– А как вы сами? Вы себя ненавидите за это? – отрывисто спросила Мэгги.
– Бывает. Не часто, правда. Я размышлял об этом, когда лежал в реабилитационной клинике. Но после стольких лет, когда человек уже повзрослел, нельзя набиваться.
– Мне кажется, вы ошибаетесь, – мягко возразила Мэгги. – Быть может, он хотел бы получить от вас весточку. Вы знаете, где он?
– Обычно знал. Думаю, и сейчас это можно узнать. Да только ни к чему. Ну что я ему скажу?
– Не исключено, у него есть к вам вопросы. Вы, по-моему, поступили бы правильно, объяснив ему, что ушли не от него. – Мэгги была мудрой женщиной, и Эверетт, подняв на нее глаза, кивнул.
Потом они обошли район. Все, как это ни странно, оказалось в относительном порядке. Кто-то укрылся в убежище, пострадавших забрали в больницу. Остальные как были, так и есть. Хотя вокруг только и слышались разговоры об этом мощном, страшном землетрясении.
В половине седьмого утра Мэгги сказала, что пойдет немного поспать. Через несколько часов она уже собиралась вернуться на улицу проверить, как там ее подопечные. Эверетту нужно было как можно скорее любым транспортом – автобусом, поездом, самолетом или, если удастся найти, машиной – отправиться в Лос-Анджелес. Он сделал достаточно снимков. И прежде чем возвращаться в Лос-Анджелес, хотел поснимать еще немного в городе, поискать интересные кадры. Ничего не хотелось упустить. Он подобрал прекрасный материал. Побыть бы здесь еще несколько дней, но как на это посмотрит начальство – большой вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101