— пробормотал Артур. — Совсем одурели. С непривычки, что ли? Того и гляди, осрамят меня… Милостивые дамы и господа! — произнес он громко, хотя дам здесь не было. — Прежде чем представить вам моих учеников, прошу для них снисхождения. Им здесь все непривычно — и свет и тепло. Учились недолго, а ведь были дикими, как тюлени… Конечно, я буду стараться. Не судите же их строго! А вы, собачки, не ударьте лицом в грязь перед почтеннейшей публикой.
Животных вывести на сцену удалось с трудом, теперь же все внимание четвероногих было поглощено калорифером, и они стояли, опустив головы и хвосты.
— Сидеть! — скомандовал отрывистым голосом парижанин.
Собаки уселись и протяжно зевнули.
— Есть хотите?
Раздался дружный лай.
— Вот получайте! — И парижанин дал каждой собаке по кусочку сахара.
— Скажите, господин Помпон, куда мы едем? Во Францию?
Ответа не последовало.
— В Америку? .. В Китай? .. В Турцию? ..
Молчание.
— Может быть, к Северному полюсу?
Собака залаяла.
— Отлично! Вы превосходный географ… А теперь вы, господин Кабо. Скажите, что вы больше всего любите? Перец? .. Горчицу? .. Палку? ..
Молчание.
— Сахар?
В ответ раздался лай.
— Вот как? Значит, больше всего вы любите сахар? .. Что же, возьмите кусочек. Теперь вы, господин Велизарий. Ответьте, пожалуйста, кто у нас начальник? Констан Гиньяр? Нет? Может быть, Дюма? .. Опять не то? .. Кто же? Капитан? ..
Собака залаяла.
— Прекрасно. Весьма похвально… вы неплохо разбираетесь в чинах. Ну-с, господин Рамон, теперь ваша очередь. Вы, кажется, истинный патриот своего отечества. Посмотрим, так это или нет. Произнесите здравицу в честь Англии… А! Вам не нравятся англичане… Тогда в честь Австралии… И Австралию не жалуете? Ну, в честь Германии!
Собака злобно ощерилась и зарычала.
— Ну, ну, не буду… не буду… Я, кажется, догадался. Вы любите Францию!
Рамон громко залаял, ему вторили остальные собаки.
Раздались оглушительные аплодисменты. «Публика» приветствовала собачий патриотизм.
Плюмован, окрыленный успехом, подождал, пока стихнут овации, и обратился к зрителям:
— А теперь имею честь продемонстрировать вам самые блестящие способности моих воспитанников. Они не только точно отвечают на все поставленные вопросы, но и отлично знают алфавит. Сейчас вы это увидите… Внимание!
Услышав команду, собаки вновь сели на задние лапы и замерли. Плюмован подошел к ним и положил каждому псу на нос по кусочку сахара, а затем скомандовал:
— Не двигаться! А, В, С…
— Помпон, твой нос шевелится — Д! Табо — Е, не спеши!
Он, глядя на собак, назвал еще несколько букв. Все четыре пса встряхнули мордами, когда была названа буква, с которой начиналось их имя, кусочки сахара подпрыгнули в воздух и исчезли в открытых пастях.
— Итак, дамы и господа, благодарим вас, — сказал гордый своими успехами учитель, чей голос потонул в буре аплодисментов.
Номер с собаками удался на славу и очень поднял настроение публики, которая не скупилась на похвалы. Дальше в программе стоял романс «Вишня», как было написано в афише, »в великолепном исполнении» господина Дюма. Провансалец был одарен мощным голосом, напоминающим орган, но его попытка взять высокую ноту закончилась довольно неожиданно. Томная кантилена комически затянулась. Звук получился довольно забавным, и прямодушный Дюма, закончив наконец петь, никак не мог понять бурной реакции зала и своего потрясающего успеха. Затем следовала комическая одноактная опера «Два слепца», исполнения которой все ждали с особым нетерпением.
Появился Дюма — Паташон, несчастный слепой, и начал петь:
Ужасна жизнь моя,
Нет счастья для слепца…
И вдруг при этих словах публика разразилась гомерическим хохотом. Оказывается, собаки, пригревшись у калорифера, начали хором подвывать незадачливому исполнителю. В зале поднялся такой шум, что представление пришлось временно прекратить. Да, это было уж слишком! Столь безудержный смех становился болезненным.
После того, как зал немного утих, представление возобновилось. Но едва появился Плюмован, последовал новый взрыв хохота. Парижанин вышел с табличкой, на которой было написано: «Ослеп в результате несчастного случая», — и после знаменитого диалога между двумя доносчиками провыл в нос романс Велизарио.
Поистине, этот импровизированный концерт принес измученным, уставшим от постоянных забот морякам минуты сладостного забвения. Он был отличным лекарством против мрачной меланхолии, подстерегающей путешественников долгой полярной зимой. И пусть миг радости был совсем короткий, ну что ж, это лучше, чем ничего! Веселитесь же, храбрые моряки, побудьте хоть недолго детьми. Пусть вас окружает ледяной ад и непроглядная темнота, забудьте на время о будущих трудностях и невзгодах и постарайтесь сделать вид, что не замечаете глубоких морщин, которые иногда омрачают лоб вашего храброго капитана. А теперь, когда вы пьяны от переполняющего веселья, попробуйте немного сосредоточиться, ведь предстоит послушать песню, полную боли и гнева. Она и должна закончить этот великолепный праздник.
«Старый Эльзас» — это возмущенный протест против незаслуженного унижения, это гордый, вызов врагу, укравшему твою родную землю, но не сломившему твой дух.
На сцену вновь вышел Плюмован. Парижанин, сняв грим, запел приглушенным, чуть дрожавшим от волнения голосом:
Скажи, где родина твоя
Германия иль Франция?
Голос певца окреп, и казалось, что сердца матросов, сидящих в зале, бились в унисон с ритмичными звуками песни. Все были взволнованы. В зале стояла полная тишина, никто не осмеливался прервать восклицаниями или аплодисментами этот героический гимн несломленного народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64