До появления капитана и первого помощника вахтенный офицер, приказав застопорить машины, попытался пробиться в центр корабля, к той части экипажа, которая была отрезана из-за столь внезапного нападения. Но он не успел сделать ни одного выстрела, как прибежал разбуженный первый помощник, сжимая в руке оружие, и принял командование над личным составом. Вот уже более двухсот китайцев прорвались на нос.
— Огонь! — закричал офицер, разряжая всю обойму.
Яркие вспышки осветили палубу. Толпа, беспощадно осыпаемая градом свинца, с криками заметалась. К тому времени главный артиллерист поднял уже на ноги своих людей и провел их в конец нижней палубы — подкрепление для главного канонира и пулеметчиков.
Хоть китайцы и действовали со всей возможной быстротой, им не удалось освободить всех своих соотечественников — помещения были сконструированы так, что возможность действовать одновременно имели лишь малочисленные группы людей; коридоры были довольно узки и разгорожены решетками, равно как лестницы, ведущие на нижнюю палубу и из трюма на твиндек. Оба унтер-офицера получили подробные инструкции на случай бунта и сейчас спешно их выполняли.
Раздался оглушительный грохот, извергая ураган свинца, застрекотали карабины и пулеметы. Пули расплющивались о прутья решеток, сыпались рикошетом, отскакивая от щитов, крушили все — дерево, металл, человеческие тела. Густой дым медленно стал просачиваться в люки, еще немного, и задыхающиеся солдаты вынуждены будут прекратить стрельбу. Видя, что в ход пошло оружие, китайцы как одержимые, испуская ужасные крики, кидались на решетки, падали и, сбивая друг друга с ног, метались по коридору, пытаясь удрать.
Главный артиллерист, желая опустить и второй щит, обнаружил, что механизм не срабатывает — должно быть, его повредило автоматной очередью, а значит, они лишились действенного средства самозащиты. Корабельное начальство, переоценив прочность решеток, явно недооценило численности китайцев, при которой и двойная предосторожность не была бы лишней.
По правде говоря, на борту предвидели любые неожиданности, но не измену. В данном случае она была тем более неожиданной, что шла от людей, потерпевших кораблекрушение и радушно принятых на судне: с самого отплытия от Буби-Айленда к ним относились по-братски. Вот поэтому-то моряки «Инда» и были застигнуты врасплох; несмотря на их отвагу, хорошее вооружение и дисциплину, приходилось опасаться, что экипаж дрогнет перед численным превосходством захватчиков.
На палубе разыгралась ужасная битва. Вопя и гримасничая, гнусные уродцы, покрытые потом и кровью, укрылись за импровизированными баррикадами. Напрасно матросы открыли по ним ураганный огонь: почти все выстрелы не достигали цели благодаря дьявольской изворотливости и изобретательности желтолицых. Они пускали в дело и уголь из угольных бункеров, и ростры , и рангоутное дерево, и клетки для кур, и обломки вольеров для животных, и даже трупы своих соотечественников.
Раненые бесновались еще больше, чем здоровые, и, дешево ценя свою жизнь, из последних сил старались пробиться вперед или, переключая на себя внимание защитников корабля, дать продвинуться товарищам.
Так было сделано несколько атак. Палубу устилала, не считая тех, кто остался лежать в межпалубном пространстве, сотня трупов. Предположим, столько же было и раненых. В любом случае в живых оставалось еще никак не меньше четырехсот китайцев. То есть один против десяти. Моряки были лучше вооружены, но численное преимущество врага было огромно. И если — а этого стоило опасаться — китайцам надоест, что их отстреливают поодиночке, и они кинутся толпою, то даже автоматические карабины будут бессильны.
Вся эта сцена, так долго нами описываемая, длилась на самом деле всего несколько минут. Но за это время и капитан, и первый помощник стряхнули с себя странное оцепенение, охватившее их после ужина, и в мгновение ока заняли свои посты, среди людей, вооружившихся до их появления.
Старшинам и боцманам, хлебнувшим коварно отравленного бренди, увы, повезло меньше: бунтовщики захватили их сонными в кубрике и истребили с неслыханной жестокостью, вмиг изрубив в куски. К тому же в боцманском кубрике оказалось оружие: сабли, ружья, револьверы и патроны к ним. Завладев ими, кули достаточно метко ответили на огонь экипажа. Тогда-то капитан, боясь поражения, приказал дать сигнал бедствия — были запущены ракеты и дважды выстрелила пушка.
Пулеметные очереди пробили кровавую брешь в рядах нападавших, и они, скорее возбужденные, чем испуганные, ринулись на приступ, одним махом преодолев пространство между фок— и грот-мачтами. В это время стоявшие рядом капитан и первый помощник почти одновременно упали, сраженные один — пулей, посланной с правого борта, другой — с левого, но из точек, куда китайцы еще не добрались.
Наступила минута горестного и возмущенного оцепенения, затем те, кто слышал свист пуль и понял, откуда они были выпущены, закричали: «Измена! Измена!» В ответ раздалось еще два выстрела. Вахтенный офицер с пробитой грудью покатился по лесенке с капитанского мостика, второй лейтенант с простреленной головой рухнул на месте. Затем среди молчания, наступившего после такого ужасного побоища, загремел всем знакомый голос:
— Держитесь, друзья! Все офицеры перебиты! Корабль наш!
И злополучный капитан «Тагаля» с еще дымящимся карабином в руке вылез из-за служившего ему укрытием деревянного чана с водой, кинулся к бунтовщикам. Тотчас же к нему присоединился и его сообщник. Желтолицые их приветствовали бешеными криками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127