Лапа ягуара, застывшая над водой, разжалась как рессора… но поразила лишь пустоту.
«Неловкий», – едва слышно выдохнул индеец и бесшумно засмеялся.
Раздосадованный тем, что промахнулся, хищник провел по своим длинным, как метелка, усам мокрой лапой, потянулся, зевнул и сердито заворчал. Это походило на глухой, короткий, резкий рык – словно граблями провели по куску железа.
Наконец он поднял голову, жмурясь, посмотрел на солнце вытянутыми щелочками зрачков, убедился, что оно клонится к закату, и, казалось, сказал себе: «Однако пора бы и пообедать».
Прошла минута, но новых попыток со стороны рыболова не последовало. Мучимый, судя по всему, нестерпимым голодом, он, казалось, скрупулезно изучал новый план атаки.
Затем с медлительностью и благородством в движениях, присущих лишь диким кошкам, он вспрыгнул на нависший над рекой сук, расположился на нем и стал ждать, застыв как изваяние, не шевелясь и даже не жмурясь. Он находился всего в двадцати сантиметрах над водой, следя глазами за нижним течением реки.
Затаив дыхание, весь поглощенный необычным зрелищем, я боялся сделать малейшее неловкое движение и чувствовал, как пот ручьями струился по моему лицу.
Ягуар, совершенно не подозревая о нашем присутствии, продолжал спокойно наблюдать.
Вдруг он, к моему глубокому изумлению, опустил к воде рыжевато-черный кончик своего хвоста, проделав это с такой виртуозностью, что лишь несколько волосков коснулись поверхности.
Прикосновение крылышка бабочки или стрекозы не могло бы быть нежнее.
Внезапно догадка озарила меня. Сам случай предоставил возможность разрешить один из дискуссионных вопросов, над которым ломают головы натуралисты. Эх, узнать бы, подражает ли ягуар, руководствуясь каким-то необычайным инстинктом, тем рыболовам, которые приманивают и ловят рыбу, заставляя подпрыгивать на воде закрепленную на крючке муху, живую или искусственную.
Сомнений не было! Мой красавец прекрасно знал этот прием и проделывал его с безупречной ловкостью. Так как он не имел ни удочки, ни лески, ни наживки, то все это заменил ему собственный хвост. А своим терпением, неподвижностью и точностью он мог бы послужить примером для самого отважного ловца форели.
Это было настоящее чудо – видеть пучочек волосков, слегка касавшихся спокойной воды, иногда слабо шевелящихся, затем неподвижно замирающих в середине концентрических кругов, чтобы потом прийти в сильное движение с нерегулярными рывками, имитируя конвульсии утопающей, мухи, да так, что трудно было не ошибиться!
Ах, черт возьми! Если рыбка не клюнет, то лишь потому, что в высшей степени нежна и недоверчива.
Едва я так подумал, как увидел, что вода вспенилась, словно от внутреннего толчка, прямо под хвостом возник водоворот, и кончик был прожорливо схвачен.
С дьявольской точностью когтистая лапа устремилась в самую середину воронки и без видимого усилия, словно кот пескаря, ягуар поймал за жабры рыбину весом в одиннадцать килограммов.
Несмотря на конвульсии, рыба, – это был один из видов лосося, называемый индейцами пираруку, – была отброшена на десять метров от берега и поймана на лету соскочившим на землю ловким рыболовом.
В тот момент, когда он собирался наконец спокойно пообедать, мое внезапное вмешательство разрушило все его планы. И я, и Йарурри были голодны, поэтому пераруку, поджаренная на вертеле или раскаленных углях, вполне бы подошла нам.
Поскольку было бы глупо предположить, что ягуар добровольно уступит свою добычу, я приготовился захватить ее силой.
Быстро раздвинув ветки, за которыми мы скрывались, я прицелился в хищника, сжимавшего в когтях рыбу и жадно впившегося зубами в ее голову.
К моему величайшему удивлению, пока я пытался прицелиться, он, бросив добычу, внезапно обратился в бегство и скрылся в чаще леса.
Это было больше чем бегство. Это было, безусловно, полное и безвозвратное исчезновение. Я не мог поверить собственным глазам, ибо это исчезновение сильного, как королевский тигр, вполовину превышающего своими размерами пантеру и явно голодного зверя перевернуло все мои представления о кровожадности больших хищников.
Решительно, мой друг-укротитель оказался прав. На свободе эти животные бросаются наутек при приближении человека.
И вот доказательство: не торопясь разделив мой багаж на две партии и не спеша переплыв реку, мы завладели брошенным ягуаром лососем, а ягуар и не помыслил воспротивиться такому бесчестному захвату своей собственности.
Самое большее, на что он решился, – глухое ворчание, раздававшееся по временам под лесными сводами, пока индеец поджаривал рыбу, изысканный запах которой быстро распространился по округе.
Основательно подкрепившись, мы великодушно уступили значительную часть добычи нашему поставщику, продолжавшему ворчать невдалеке и не решавшемуся, однако, подойти.
Затем, оставив стол накрытым, ушли.
Думаю, что пятнистый рыболов не стал привередничать.




1 2