Там все объясните и попытаетесь доказать свою невиновность, в которой я сейчас сомневаюсь больше, чем когда-либо. Джеймс Бейкер, следуйте за мной!
Феликс Обертен, естественно, не двинулся с места, а в крайнем изумлении вытаращился на англичанина.
– О, вы притворяетесь, будто бы не поняли меня! Но сейчас поймете! Эй, кто-нибудь, вразумите-ка этого молодчика!
Четверо матросов, отдав свои ружья товарищам, подошли к парижанину, который успел произнести лишь одну-единственную фразу:
– Скажи, Поль, что за тарабарщину несет этот долговязый?
И тут же четыре пары грубых рук повалили его и лишили всякой возможности сопротивляться.
Потом несчастного Феликса в мгновение ока связали и перенесли в шлюпку, не дав опомниться.
Тогда капитан «Дорады», перегнувшись через борт, крикнул:
– Они считают тебя Джеймсом Бейкером! Защищайся! Крепись! Быть может, не все еще потеряно!
– Молчать! – перебил лейтенант громовым голосом.
– Что? Хотят повесить?! – побагровел Феликс, не расслышав.
Пятеро англичан остались караулить экипаж «Дорады», остальные последовали за своим лейтенантом. Гребцы налегли на весла. Шлюпка уносила пленника, которому все теперь казалось каким-то кошмаром.
– Бедный месье Феликс, – с грустью проговорил Беник. – Боюсь, как бы он не поплатился раньше всех нас.

ГЛАВА 2


Капитан Поль и его приятель Феликс. – Утка и чайка. – В «конуре». – Улица Ренар. – Умница или дурень. – Женщина с головой. – Быть счастливым – это значит иметь двести тысяч франков в год. – Амбиции крошки Обертен. – Домашние дрязги. – Одна! – В Бразилию! – Моя дочь выйдет замуж за маркиза.

– Ба-а!.. Поль!.. Какая удивительная встреча!..
– Как и все в Париже, дорогой Феликс!
– Я уж и не ждал встретить тебя после восьми лет!
– После восьми лет морских странствий, милый мой толстяк. С глаз долой, из сердца вон, а?
– Не говори глупостей! Разве давние приятели вроде нас могут позабыть друг друга?
– Черт возьми! Ты славный малый!.. Широк в плечах?.. А глаза…
– Ну и портрет! Будь ты художником, я бы сделал тебе заказ.
– Я простой бакалейщик, титулованный в отцовской лавочке. Мои предки выращивали капусту в Орлеане.
– Бакалейщик!.. Это совсем не дурно, дорогой Феликс, особенно если учесть, что вышеупомянутый родитель твой, сколотив приличное состояние и утвердив за собственной фирмой репутацию одного из лучших торговых домов в городе, оставил все тебе.
Феликс покачал головой, глубоко вздохнул и продолжал, будто бы и не слышал приятеля:
– Ну, а ты, дружище Поль? Что поделываешь? Конечно, продолжил морскую карьеру? Ведь она так тебя привлекала.
– Я капитан дальнего плавания… на хорошем счету у командования. Всю жизнь откуда-то возвращаюсь и вновь куда-то отправляюсь.
– Ну, и как успехи?
– О! Пословица гласит: «Кто много странствует, добра не наживает». Возможно, когда-нибудь я и стану миллионером, кто знает. Но сейчас имею скромный достаток.
– Разве это важно? Ты счастлив… – Феликс снова вздохнул.
– Счастлив и свободен, как чайка, подвластная лишь своему капризу. Крылья несут ее к облакам или навстречу волнам…
– Ценю и допускаю такой образ жизни, но только не для себя. Я, словно утка, предпочитаю свой птичий двор, жизнь в четырех стенах, а «путешествую» не дальше бульвара и ближайших предместий. Раз в неделю мы с женой ходим в театр, по воскресеньям приглашаем друзей на баранью ножку, трижды в год устраиваем званые вечера.
– Ах да, ты ведь женился! Когда я слышал о тебе в последний раз, речь шла именно о твоей женитьбе на мадемуазель… мадемуазель…
– Аглае Ламберт. – Феликс вздохнул как-то особенно глубоко и задумчиво.
– Черт побери! – сказал себе капитан Поль. – Для человека с большими доходами, известного столичного коммерсанта мой друг Феликс слишком часто вздыхает.
– Ну, а ты… устроен? – Бакалейщик произнес это с таким выражением, как будто слово «женат» было ненавистно его губам.
– Устроен!.. Надо же! Нет, я холостяк, закоренелый холостяк. Однако мы основательно застряли с тобой на бульваре. Здесь такая толчея. На нас уже косятся. Мы и вправду как два костыля на рельсах. Зайдем в кафе, самое время подкрепиться!
– Сделаем лучше! Хочу воспользоваться случаем и показать тебе мою фирму.
– Удобно ли это?
– Оставь, пожалуйста.
– Ну, так и быть. На твоем складе припасены, должно быть, почтенной выдержки бутылки со всего света?..
– Еще бы! В этом не сомневайся!
Так, беседуя на ходу, приятели миновали Монмартр note 26 Note26
Монмартр – район Парижа, в котором живут большей частью люди искусства.

и оказались на маленькой улочке. Узкая, темная, сырая и грязная, улица Ренар – а именно так она называлась – представляла собой уголок старого Парижа из тех, что почти совсем исчезли в наши дни.
Дойдя до середины, они остановились перед массивными воротами, ведущими в просторный двор. С трех сторон его окружали кладовые, которые буквально ломились от провианта, и в воздухе носились неповторимые ароматы колониальных товаров.
– Вот мы и пришли, – возвестил Феликс. – Местечко, конечно, не ахти, но наша семья издавна занимает его, ты же знаешь. Эти склады переходят от отца к сыну. Так что мы рассчитываем и дальше пользоваться ими.
Над дверью красовалась старинная табличка. И хотя буквы на ней стерлись от времени и непогоды, надпись еще можно было различить: Обертен, наследник своего отца. – Колониальные товары. – Оптом и в розницу. – Париж. – Прованс note 27 Note27
Прованс – область во Франции на побережье Средиземного моря.

.
Затем шел длинный список названных товаров, который уж вовсе нельзя было прочитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152