– позвал бригадир. Пират подбежал к человеку.
Чейвын поехал дальше. Пират вдруг сильно натянул поводок, и чукча легко заскользил на камусных лыжах следом за собакой. В овражке, заросшем цепким ерником, перепорхнула стая каменных куропаток.
– Ай-яй!...– воскликнул пастух.
Удивило его не то, что пес почуял птиц на довольно большом расстоянии, а внезапно пришедшая в голову мысль... Он потрепал рукавицей по загривку, успокоил собаку. И отдал команду:
– Вперет! Посел!
Пират потянул за собою пастуха. От радости чукча даже песню запел на родном языке. Пел он про то, что видел и чувствовал сейчас:
– Блестит яркое солнышко на обледенелых стволах деревьев и оленьих рогах. Старый Чейвын едет в табун. Ему трудно ходить на лыжах, по ночам у него очень болят ноги. Теперь знатному оленеводу области будет помогать собака. Она начнет возить Чейвына. Как ловко придумал известный бригадир и орденоносец! – так о себе в третьем лице пел пастух словами корреспондента облает-ной газеты, написавшего о Чейвыне большую хвалебную статью.
– Стой, сопака,– приказал чукча.– Сити стесь.
Он заметил старого оленя, кормившегося на таежной поляне.
Чейвын снял с плеча маут, осторожно подошел метров за десять к животному. Ремень, щелкнув в воздухе, поймал оленя. Тот не оказал никакого сопротивления, спокойно позволил пастуху приблизиться к нему.
«Старый олешек, совсем старый олешек,– сокрушенно качая головою, подумал Чейвын.– Вдруг возьмешь да помрешь? Убыток совхозу. Я не могу допустить, чтобы родной совхоз нес убытки».
И пастух пометил старого оленя к выбраковке. Пират потащил пастуха дальше. Чтобы собаке было удобнее, Чейвын перехлестнул ремень вокруг ее груди. На подъемах он помогал Пирату, двигался сам.
Неподалеку от табуна к лиственнице был привязан племенной бык. Это Чейвын несколько дней назад его здесь привязал. У быка была повреждена и вспухла гнойными нарывами нога. Чукча подходил к животному с волнением. Пошла ли на убыль болезнь?
Больной олень шарахнулся от человека, волоча обезображенную нарывами заднюю ногу. Нарывы вспухли еще больше. Животное надо было забить.
Чейвын притянул веревку, поймал быка. Вытащил нож и с коротким взмахом по рукоять всадил лезвие в ложбинку груди. Тотчас выдернул, отбежал. Олень подкинул задом и упал на согнутые передние ноги. Из груди упругим фонтаном струилась кровь. От лужицы, натекшей в утоптанный снег, поднимался парок. Задние ноги животного начали выделывать пьяные кренделя, и вскоре бык завалился на бок. На полузакрытые глаза его натекла матовая пленка. В конце дежурства Чейвын освежует оленя, отделит от туши негодную для пищи больную ногу, а туловище привезет к чуму. Нюргуяна приготовит из парного мяса такое блюдо, что пальчики оближешь. Мяса северные люди едят очень много, раза в три больше европейцев, таньги больше на хлеб налегают.
А пока Чейвын вспорол живот оленя, оголив по локоть руку, достал большую скользкую печень. И принялся уплетать ее за обе щеки. Русские приходят чуть ли не в ужас, видя, как чукчи едят сырую оленью печень. И невдомек бледнолицым, что ходит еще Чейвын по тайге, пребывает в добром здравии только благодаря сырой печени, которую ест уже восемь десятилетий. Пастух бросил собаке требухи, приказал:
– Сити стесь! Сити!
Вымыл снегом руки, отер губы и пошел в табун. Там пастух будет находиться долгое время: если и теперь Пират не нарушит приказа хозяина, возбужденный близостью стада, не побежит к нему, то можно смело оставлять собаку в бригаде. Она не обременит пастухов лишними хлопотами.
Табун пасся на той стороне долины, часто облепив склон громадной сопки. Скрещивающиеся рога рождали бесконечный костяной звук. Словно кто-то шел по каменистой тропке и сыпал из дырявого мешка пересохшие горошины. Олени копытили лунки, добирались до мха. Частые серебристые облачка снежной пыли скрывали животных.
Чейвын не спеша начал обход. Уже подросли, вошли в тело молодые оленята, родившиеся весною. Окрепли, закостенели их копытца. Научились сами копытить лунки. По-юношески острые глаза чукчи приметили рослого быка-кастрата. Обычно такие быки медлительны, ленивы, а этот – сущий бес! Не пройдет и часа, чтобы не затеял со своими собратьями драку. Одной важенке выбил рогами глаз, другой пропорол бок, а вчера передними копытами отправил на тот свет молодого бычка. Хватит! Терпение пастуха лопнуло.
Чейвын вклинился в табун, стараясь не делать резких движений, чтобы не напугать оленей. Он выгнал быка-хулигана из стада на таежную полянку, там поймал его маутом. Повалил на снег, извлек из ранца пилку и под корень отпилил рога. Теперь оленю волей-неволей придется менять свой буйный нрав.
Бригадир уже заканчивал обход, когда в ложбинке замерзшего ручья наткнулся на следы кровавого побоища.
– Ай-яй! Ай-яй!...– воскликнул он.
На снегу валялись растерзанные и наполовину съеденные оленьи туши, голов десять. Вокруг было полно волчьих следов.
– Ай-яй! – опять воскликнул Чейвын.
Беспокойство пастуха вызвала не столько эта небольшая растерзанная группка животных, сколько то, что табун обнаружила волчья стая. По многолетним наблюдениям чукча знал, что теперь хищники не отстанут, будут совершать разбойничьи набеги раз в пять-шесть дней; нажравшись до отвала, уйдут недалеко, чтобы усыпить бдительность пастухов; проголодавшись, непременно повторят дерзкий набег. Спасти совхозных оленей можно было единственным путем – уничтожить стаю. Но ой как нелегко выследить, подстеречь этих опасных и чрезвычайно осторожных зверей...
От русских геологов Чейвын слышал, что в самой Москве вдруг пришли к выводу, что волк чуть ли не полезный зверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40