— Мы связались с Южной Джорджией, мэм, — сообщил он.
— Замечательно. Голосовую связь, пожалуйста.
Интерком мостика вернулся к жизни.
— Южная Джорджия — танкеру «Рольвааг», приём.
Голос был металлическим, слабым, и в нём Бриттон распознала акцент уроженца окрестностей Лондона, едва различимый в шуме помех.
Бриттон взяла передатчик и открыла канал.
— Южная Джорджия, у нас чрезвычайная ситуация. Корабль серьёзно повреждён и нет тяги, повторяю, нет тяги. Мы дрейфуем на юго-юго-восток со скоростью в девять узлов.
— Принято, «Рольвааг». Обозначьте своё местонахождение.
— Мы находимся на 61°15'12" южной широты и 60°5'33" западной долготы.
— Сообщите о характере своего груза. Балласт или нефть?
Глинн кинул на неё быстрый взгляд. Бриттон отключила передачу.
— С этого момента, — сказал Глинн. — Мы говорим правду. Нашу правду.
Бриттон снова включила передатчик.
— Южная Джорджия, корабль переделан в перевозчика руды. Мы полностью загружены, э-э-э, метеоритом, добытым на островах мыса Горн.
Наступила тишина, после чего голос сказал:
— Не уверен, что расслышал верно, «Рольвааг». Вы сказали, метеорит?
— Подтверждаю. Наш груз — метеорит весом в двадцать пять тысяч тонн.
— Метеорит весом в двадцать пять тысяч тонн, — безразличным тоном повторил голос. — «Рольвааг» сообщите, пожалуйста, пункт назначения.
Бриттон знала, что это — более мягкая формулировка вопроса "Что же, чёрт побери, вы здесь делаете? "
— Мы направляемся в Порт-Элизабет, Нью-Джерси.
Очередная пауза. Бриттон ждала ответа, внутренне кривясь от неловкости. Любой грамотный моряк сразу поймёт, что в этой истории что-то очень и очень неправильно. Вот они здесь, в двухстах милях от пролива Брансфильда, посереди жестокого шторма. И, однако, — это их первый сигнал о помощи.
— Э-э-э, «Рольвааг», позвольте вас спросить. Вы получили последний прогноз погоды?
— Да, получили, — ответила Бриттон, зная, что сейчас его зачитают ещё раз.
— К полуночи ветер усилится до ста узлов, волны будут достигать сорока метров в высоту, и весь пролив Дрейка получил 15-балльное штормовое предупреждение.
— В данный момент шторм почти 13-балльный, — ответила она.
— Принято. Пожалуйста, опишите характер повреждений.
«Сделай это правильно» , — шёпотом взмолился Глинн, настолько тихо, что лишь сам мог расслышать эти слова.
— Южная Джорджия, мы были без предупреждения атакованы чилийским военным судном в международных водах. Снаряды угодили в машинное отделение, полубак и в главную палубу. Мы потеряли тягу и управление. Мы — МВ, повторяю, «мертвец в воде».
— Господи Боже! Вы всё ещё под атакой?
— Эсминец столкнулся с айсбергом и затонул тридцать минут назад.
— Это просто невероятно. Почему…?
То был вопрос, которому не место во время переговоров о спасении. Но, с другой стороны, то была исключительная ситуация.
— Не имеем понятия, почему. У нас сложилось впечатление, что капитан чилийского судна действовал по своему усмотрению, без приказа сверху.
— Вы определили, что это был за военный корабль?
— «Алмиранте Рамирес», под командованием Эмилиано Валленара.
— У вас имеется течь?
— Ничего такого, с чем не могут справиться помпы.
— Вам что-нибудь угрожает?
— Да. Наш груз может сдвинуться с места в любой момент, и тогда корабль пойдёт ко дну.
— «Рольвааг», пожалуйста, оставайтесь на связи.
Молчание, последовавшее за этими словами, длилось шестьдесят секунд.
— «Рольвааг», мы полностью оценили вашу ситуацию. У нас имеются корабли SAR, и здесь, и на Фольклендах. Но мы не можем, повторяю, не можем пойти на спасательно-поисковую операцию до тех пор, пока шторм не стихнет до десяти баллов или ниже. У вас имеется спутниковая связь?
— Нет. Большая часть электроники выведена из строя.
— Мы сообщим вашему правительству о вашей ситуации. Можем ли мы сделать для вас что-нибудь ещё?
— Лишь пришлите буксир, и как можно скорее. Прежде чем мы окажемся на рифах Брансфильда.
Вновь послышался треск помех. Затем голос вернулся.
— Удачи, «Рольвааг». Да храни вас Бог!
— Спасибо, Южная Джорджия.
Бриттон выключила передатчик, склонилась над центральной панелью и всмотрелась в ночь.
«Рольвааг», 18:40
Когда «Рольвааг» вынесло с подветренной стороны ледового острова, ветер подхватил корабль и грубо швырнул его обратно в шторм. Ветер набрал силу, и через несколько мгновений они снова промокли, пропитавшись замерзающими брызгами. Салли Бриттон чувствовала, что судно, не имея тяги, полностью отдано на милость бури. Чувство беспомощности было омерзительным.
Шторм крепчал с постоянством часового механизма. Бриттон наблюдала за его ростом, минута за минутой, — до тех пор, пока ураган не достиг мощи, которую она едва ли полагала возможной. Луна скрылась за плотной пеленой облаков, и теперь за пределами капитанского мостика нельзя было рассмотреть совершенно ничего. Шторм стоял здесь, на мостике, вокруг них; в обилии брызг, в укусах острого, как бритва, льда, что их хлестал; в запахе смерти, доносящимся до них от окружающего моря. Но ничто не лишало Бриттон мужества сильнее, чем звук: постоянный глухой рёв, который, казалось, исходил со всех сторон одновременно. Температура на мостике держалась на уровне девятнадцати градусов по Фаренгейту, и Бриттон чувствовала, как на её волосах намораживаются льдинки.
Она по-прежнему получала регулярные отчёты о состоянии судна, но отдала лишь несколько распоряжений. Без тяги и управления ей не оставалось ничего иного, кроме как ждать. Чувство беспомощности стало невыносимым. Основываясь на движении судна, она оценила значимые высоты волн заметно выше сотни футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149