– До скорого, – тянет порядком нагрузившаяся, но все равно хорошенькая Тэмми.
– До скорого, приятель. Смотри не балуйся.
– Ага, ты тоже не шали, Сид. И присмотри для меня за Тэмми.
Жму ему руку и ухожу. Еще пара слов прощания по пути к выходу. Спускаюсь по лестнице. И вот она – улица и долгожданная прохлада весенней ночи. Достаю из кармана клочок бумаги. Это обрывок клубного флайера. Девичьим почерком написано, местами нацарапано: «Парень, ты меня заводишь. Позвони мне» и номер телефона. Она живет за городом. Приписка: «Не говори Сиду». Молодец, Тэмми. Без тебя бы я не догадался. Она еще оставила мне поцелуй: на записке отпечаток губной помады. Трогательно. Все-таки удачно я сегодня прошвырнулся. Нужно обязательно сохранить эту записку. Она для меня дороже золота. Тэмми, малышка, ты тоже меня заводишь. И двое таких заводных ребят обязательно должны быть вместе. Какие бы отношения ни связывали ее с малышом Сиди, она страшно рисковала, передавая мне записку прямо у него под носом. Поэтому я просто обязан как можно быстрее оправдать ее ожидания. Нельзя заставлять такую куколку слишком долго ждать. А сейчас лучше будет переключиться на другой канал, иначе я либо свихнусь, либо врежусь в фонарный столб. Не так уж это и легко. Всю дорогу домой я пытаюсь не думать о Тэмми – сексуальной малышке Тэмми, – но она все равно танцует вокруг кровати, совершенно обнаженная, если не считать черных кожаных сапог на высоком каблуке и с острыми носами.

Воскресенье в розарии

В восемь утра раздается телефонный звонок. Это Джин.
– Знаешь розарий в Риджентс-парке?
– Нет, но смогу найти.
– Тогда увидимся там в одиннадцать. Сядешь на скамейку и будешь читать газету. Я к тебе подойду.
Розарий располагается в самом центре парка. Я устраиваюсь на скамье, с которой хорошо видно всех, кто приходит и уходит, и вынимаю газету. Вокруг меня сотни разных сортов роз, у каждого свое название, только для «цветовода» вроде меня они все, как говорится, на одно лицо. Я проходил по китайскому саду. Там цапли стоят на одной ноге, миниатюрные озерца, замысловатые мостики – вот это действительно оригинально, даже изумительно.
Я листаю цветное приложение и думаю о безмятежности и упорядоченности этого места. Наверное, стоит приходить сюда почаще. Особенно весной. И вдруг краем глаза замечаю фигуру в тренировочном костюме и шерстяной кепке. Сначала это просто силуэт поднимающегося по небольшому уклону человека. Но он приближается, и я уже могу разглядеть рюкзак на плечах и грубые, подбитые гвоздями ботинки. Они ритмично стучат по гравию дорожки. Человек все еще далеко от меня, но, поскольку в этой части города очень много казарм, мне кажется, что это какой-нибудь ненормальный солдат тренируется перед марш-броском по пересеченной местности. Рюкзак плотно пристегнут ремнями и, судя по виду, очень тяжел. И только я подумал, что надо быть полным психом, чтобы так выкладываться, когда этого все равно никто не видит, как бегун оказывается совсем близко, и я понимаю, что это – наш Джин. Лязг подошв становится все громче. Макгуайр приближается ко мне с широченной улыбкой на лице. Весьма необычное явление, поскольку его отличительной чертой является каменная физиономия. Пот из-под кепки стекает по лицу, собирается на подбородке в большие капли, которые срываются и падают на грудь. Старомодный тренировочный костюм промок так, будто старина Джин добирался сюда вплавь. От него даже идет пар. Рюкзак – из той же эпохи, старый, как дорожный мешок, с пряжками и кожаной шнуровкой. Джин, пыхтя, останавливается, переводит дыхание и, отхаркивая огромные сгустки соплей, сплевывает их прямо на кусты роз. Одним движением он скидывает с плеч рюкзак и ставит его на землю около моей лавки. Он тяжелый даже для Джина. В нем что-то звякает.
– Доброе утро, молодой человек.
– Доброе утро, мистер Макгуайр. Что в мешке?
– Всякая всячина. Это тебе.
Он лезет в рюкзак и достает пластиковую бутылку воды, жадно пьет, полощет рот и снова сплевывает, поливает голову и шею, после чего предлагает мне попить. Я мотаю головой. Кто станет пить воду со слюной и мокротой, особенно чужой?
– Ты что, еще не нашел девчонку? И не найдешь, если будешь попусту тратить время, просиживая штаны в парке и читая дурацкие газетенки. Думаешь, по воскресеньям не надо работать?
– Ради бога, Джин. Я же только…
– Шучу, не бойся ты так. Я просто пошутил.
– Знаю. Надеюсь, сумка была тяжелой не из-за бутылки.
– А, там еще несколько старых кирпичей. Я не ищу легких путей.
Я заглядываю в рюкзак. Там действительно лежат восемь строительных кирпичей, а на дне красная кирпичная пыль. Макгуайр лезет в карман, вытаскивает «Ротманс» и свой золотой «Данхилл» и закуривает.
– И часто ты вот так вот бегаешь, Джин?
– Два или три раза в неделю. Надо поддерживать форму. Три-четыре мили. Не так и много. Я знаю и таких, кто бегает целые марафоны с полным мешком за спиной.
– Какие-то смешные у тебя знакомые.
– А кто из нас не смешной, сынок?
Джин снова сует руку в рюкзак и извлекает какие-то бумаги.
– Члены семьи, друзья и тому подобное. В основном окружение Кинки. Но есть кое-что и на принцессу.
– Я посмотрю, только понятия не имею, что искать. Да они же все мокрые! Джин!
– Ладно. Потом высушишь.
– Да, любовь слепа.
– Это точно. А ты что, и вправду веришь, что девчонка так чиста, как описал ее Джимми? Веришь, сынок? – Джин тихо смеется.
– Нет. Она еще та штучка, эта принцесса Шарлотта. Мне кажется, она вьет из бедолаги веревки. Как говорится, он прыгает через обручи. Вот тупица.
– А он даже и не догадывается об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124