– Я даже знаю наверняка. Да-с…– Чья? – встрепенулся в надежде Дубравин.– «Короля» ювелиров Содомского.– Где он живет, адрес?– Ах, молодой человек, знать бы, есть ли там адреса… Содомский – мой учитель, – с гордостью вскинул голову Крутских. – В двадцать первом году… бандиты… саблями…У Модеста Савватиевича подозрительно заблестели глаза.– Великий был мастер, несравненный…– А-а… – разочарованно протянул майор. – Дела давно минувших дней… Содомский… Но куда же девался подлинник?!– Если вы позволите, я вам расскажу кое-что. Возможно, это вам пригодится.Крутских с участием посмотрел на Дубравина.– Случилось сие в марте семнадцатого года в Гловске… – начал он свой рассказ.Спустя час Дубравин и Белейко остались в кабинете одни. Оба сидели молча, подавленные и вялые.– И все-таки, куда подевался “Магистр”? – наконец нарушил молчание майор.– Спроси что-нибудь полегче…– Ольховская?… Но зачем, зачем!?Дубравин обхватил голову руками.– В башке все перепуталось, тупею на глазах. Бриллиант на глазах превращается в страз. Мистика… И какое отношение к этой истории имела Новосад?– Слушай, Женя, а что ты думаешь по поводу рассказа Крутских?– Не могу сосредоточиться… Нужно подумать.– А что думать? Ехать туда нужно. Покопаться в архивах.– Идея неплохая. Если, конечно, там что-нибудь сохранилось.– Можно рискнуть. Шанс мизерный, но…– Ладно, считай, что почти решено. Посоветуемся еще с Драчом. Но поедешь ты. И не больше, чем на двое суток.– Не возражаю…Отступление 3. КУПЕЦ ВИЛЮЙСКИЙКупец Вилюйский был трезв и хмур.Положив здоровенные кулаки на стол, он сидел, уставившись своими лупатыми глазищами на полный штоф, и о чем-то сосредоточенно думал.В горницу сквозь подтаявшее оконце сеялся неяркий серый свет.На сундуке, укрытом полосатым домотканым ковриком, разлегся огромный рыжий кот, мурлыча и потягиваясь.Перед внушительных размеров иконой Георгия Победоносца в серебряном окладе чадила лампадка.Под полом шебаршились мыши, пробуя на зуб дубовые доски.В дверь осторожно постучали.Вилюйский медленно поднял лохматую голову, потер виски и хриплым басом спросил:– Чавой там?– Батюшка, к тебе ить…В образовавшуюся щель просунула голову худая старушонка в черной косынке с пергаментно-желтым сморщенным личиком – какая-то дальняя родственница жены купца, приживалка.Таких старых ворон в доме Вилюйского кормилось добрый десяток – до очередного запоя хозяина.Тогда он скалкой вышибал всех вон, на улицу, и спускал злющих кобелей, которые с неохотой, похоже, больше для виду, чтобы потешить хозяина, легко покусывали эту черноюбочную рать за худые мослы, гнали приживалок до мостков через речку.Переждав где-то буйство своего благодетеля, старушки снова сползались в дом, тихо и незаметно рассасывались по многочисленным каморкам и клетушкам двухэтажного купеческого особняка с пристройками и амбарами.По трезвому Вилюйский старался их не замечать – он не был скуп и жаден до неприличия, как некоторые его сотоварищи по купеческой гильдии. Да и пользу старушки приносили кое-какую – работали, сколько хватало сил…– Кто?– Вьюнош…– А-а… Зови его сюда. И на стол чаво сообрази. Да живей поворачивайся, золотая рота! Мать твою… – Добавил непечатное вслед.В горницу, шумно притопывая скрипучими хромачами (стряхивал мокрый снег; хотя март был на исходе, на улице пуржило), вошел Капитон, кучер княгини Сасс-Тисовской.– Здоровья и благоденствия вам!Уверенным движением, без излишнего подобострастия, он склонил свою темно-русую голову перед Вилюйским.– Какое там, в Христа… Бога… и его пазуху… благоденствие…Купец облегчил душу в заковыристой брани.– Беспорядки, смута, анархия, Расею-матушку треплют все, кому не лень. Голытьба, а туды ж… Власть Советам… Временное правительство… А до какого, спрашивается, времени?! Ась? До какого времени купечество будут зобижать?! – Он грохнул кулаком по столу.Штоф подпрыгнул, завалился, но содержимое почти не пролилось, лишь хлюпнуло слегка – Капитон сноровисто подхватил, поставил посуду на место.– Ладно. Садись… вьюнош… – осклабился купец.И наполнил вместительные рюмки зеленого стекла.– Пей, а то старой ведьмы с закуской не дождешься.– Благодарствуйте…Капитон положил шапку на скамейку, расстегнул полушубок, манерно, двумя пальцами, поднял рюмку, выпил врастяжку.Глядя на него, Вилюйский крякнул насмешливо, захватил рюмку в кулак, хлюпнул в горло одним махом, причмокнул, стукнул толстым донышком о стол.Неслышно появилась старушонка, быстро накрыла на стол и так же быстро исчезла, растворилась серым пятнышком в дверном проеме.Выпили еще, закусили плотно.– Принес? – спросил Вилюйский, вытирая жирные губы краем скатерти.– А то как же…Капитон сверкнул белыми, как фарфор, зубами.– Давай.Вилюйский протянул свою волосатую лапищу.– Товар в лучшем виде…Капитон вытащил из кармана полушубка небольшой сверток; но отдавать не спешил.– Все, как договаривались…Вилюйский понял.Купец побагровел от внезапно нахлынувшего гнева, сжал кулаки, нахмурился.Капитон спокойно и выжидающе смотрел своими светлыми, льдистыми глазами на купца, взвешивая в руке сверток.– Однако, смел не по чину, стервец… – наконец пробормотал Вилюйский.И покривил губы в жесткой ухмылке.– С кем шутки играешь!? Покажь…Капитон развернул тряпицу, показал издали брусок темного мыла, на котором были ясно видны отпечатки ключей.– Добро…Вилюйский достал из портмоне несколько крупных ассигнаций, небрежно швырнул их на стол перед Капитоном.Молодой человек отрицательно покрутил головой.– Мало?! – вызверился купец.– Этими бумажками теперь можно комнаты оклеивать вместо обоев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44