В старом свитере, заношенном на локтях до дыр, взлохмаченный, Ольховский смахивал на тощего, встревоженного гуся: такой же длинношеий, большеносый, с округлившимися глазами серого цвета.– Куда? – спросил Дубравин.– Как – куда? С вещами – и на выход. В кутузку.– Кутузки, Владислав Генрихович, еще в революцию переименовали. У нас это называется по-другому.– Но суть та же.– Почти. Но с чего вы взяли, что я вас в воры записал?– Так ведь больше некого. Все остальные такие положительные…– Это уж позвольте мне определять. С вашей помощью, кстати.– С моей? Не понимаю…– Вы проходите по делу как свидетель.– И что же я должен засвидетельствовать?– Ответить на мои вопросы. Только честно. Да вы садитесь.– Хорошо, попробую…Ольховский снова сел, закурил.– Не возражаете?– Вы у себя дома.– Дома? Была у пса конура…Ольховский захрустел необычно длинными и гибкими пальцами.– Наш разговор я бы хотел записать, – сказал Дубравин.И включил диктофон.– Пожалуйста, – ответил Ольховский.– В начале нашего разговора я спросил: не были ли вы на дне рождения у вашей бывшей жены. Вопрос я задал не зря, хотя мне было известно, что вас туда не приглашали.– Тогда зачем…– А затем, что вам нужно ответить на следующий вопрос: где вы были в тот вечер примерно с восемнадцати до двадцати трех часов?– Вот уж чего не помню…– Это очень важно, Владислав Генрихович, очень. Для вас. И для меня тоже. Подумайте.– Почему важно?– Чтобы окончательно и бесповоротно отмести все подозрения в ваш адрес.– Значит, все-таки они имеются?– Несомненно. Пока вы не докажете свое алиби, – жестко сказал Дубравин, глядя в упор на Ольховского.– Попытаюсь…Он достал из записной книжки календарик.– Это какой день был? Суббота… Так… Где мой график? Есть… Что ж, мне повезло. В тот вечер, с восемнадцати до полуночи я играл в ресторане. Засвидетельствовать, что я говорю правду, могут многие. Проверьте.“Обязательно, Владислав Генрихович, – подумал Дубравин. – На том стоим…”А вслух спросил:– У вас имеется ключ от прежней квартиры?– Конечно. У меня там комната.– Вы, случаем, его никому не давали? Не торопитесь отвечать, хорошо подумайте.– И думать нечего. Не давал. Чего ради?– Тогда, возможно, кто-то воспользовался им без вашего разрешения?– Трудно сказать…Ольховский задумался.– Пожалуй… Нет, вряд ли.– Скажите, кто-нибудь знал, что у вас есть этот ключ?– Многие.– А конкретно?– Что, всех перечислить?– Желательно…Фамилий было около десятка, и Дубравин только вздохнул про себя: ой-ей, работенка предстоит – будь здоров. Снова лабиринт.– Посмотрите, Владислав Генрихович.Майор достал из кармана фонарик, который передала ему Ольховская, и положил на стол.– Это ваш?– Нет, не мой.Ольховский взял фонарик и с интересом принялся рассматривать.– Занятная вещица…– А вы ни у кого, случаем, такого фонарика не видели?– Знаете, мне кажется, что… Или я ошибаюсь…Дубравин заволновался: неужели?! Если бы…– Не могу вспомнить…Ольховский наморщил высокий лоб с небольшим шрамом над левой бровью.– Нет, не могу. Где-то, когда-то… Нет.– Может, у бабушки вашей бывшей жены?– Бывшей… – поморщился Ольховский.Похоже, это слово его раздражало.– Нет, только не у Софьи Леопольдовны. Мы с нею были не в ладах, и я никогда не входил в ее комнату.– Как это важно, если бы вы только знали…Надежда все еще не покидала майора.– Вспомните… – едва не взмолился он.– Простите, но…Ольховский развел руками.– Увы… – сказал он с огорчением.Дубравин разговаривал с Ольховским еще минут десять.А затем, простившись и оставив ему номера своих телефонов, служебного и домашнего, на случай, если тот все же вспомнит, кому мог принадлежать фонарик, возвратился в управление.Буфет уже был закрыт, и майор, с трудом вымолив у буфетчицы несколько бутербродов с колбасой и бутылку минеральной воды, отправился в свой кабинет, где и просидел над бумагами до половины восьмого.Белейко сегодня отсутствовал – он был в дежурной следственно-оперативной группе.Оторвал Дубравина от канцелярской работы телефонный звонок.– Дубравин у телефона. Ты, Бронек? Да… Что?! Убита?! Не может быть! Точно? Ах, черт! Дождался. Нет, это я себе… Выезжаю.Майор уронил телефонную трубку на рычаги и сморщился, будто собирался заплакать. На душе и впрямь было так скверно, что хотелось закричать, что-то разбить, разорвать…Убита Новосад…Почему-то вспомнился Драч: накаркал-таки, старый ворон. Глава 8. УБИЙЦА НЕ ОСТАВЛЯЕТ СЛЕДОВ Дом, где жила Новосад, – девятиэтажная одноподъездная коробка, семейное общежитие – находился в новом микрорайоне Южные Склоны.Неподалеку от дома виднелись кучи строительного мусора. Микрорайон построили года два назад, а навести элементарный порядок не удосужились.Ну и времена, подумал майор. И тут же поправился: а раньше что, были лучше? Совковский менталитет дрыном не вышибешь. Народу все по барабану. Лишь бы день до вечера.Каждому свое: начальство думает как бы себе карман набить, а рабочий люд мечтает где бы перехватить лишний рублик на бутылку…К дому пришлось добираться пешком – метрах в тридцати от девятиэтажки улицу пересекала свежевырытая траншея.Возле нее стоял, уныло уткнувшись ковшом в землю, небольшой экскаватор и компрессор, забрызганный грязью.В подъезде Дубравина встретила перепуганная дежурная, худенькая старушка в маленьких роговых очках, закутанная в клетчатую шаль.Она и проводила его на четвертый этаж в квартиру актрисы.– Как? – сразу же спросил майор у Белейко.– Задушил кто-то. Посмотри сам…В комнате работал эксперт дядя Саша.Здесь же находился и незнакомый Дубравину следователь прокуратуры, высокий, худощавый парень, на юном лице которого застыло выражение робости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44