– Шаги в опустевшем доме. Как холод внезапный – летом. В оконном застыл проеме художник – автопортретом. Чертовски рад лицезреть твой нордический лик, дружище!
– Взаимно, – ответил Олег и сделал рукой приглашающий жест. – Присаживайтесь. Сегодня я угощаю.
– Хорошие слова и, главное, вовремя сказанные, – обрадовался Вавочкин и плюхнулся в креслице рядом с Олегом.
Остальные тоже не стали церемониться, и вскоре за столом воцарилась привычная атмосфера дружеского застолья.
Впервые за долгие дни и недели Олег почувствовал себя в своей тарелке. Он шутил, смеялся, его подкалывали, он тоже не оставался в долгу… Никто из четверых друзей-приятелей не заискивал перед ним, не пел дифирамбы, не заставлял рассказывать, как у него прорезался талант, признанный на международном уровне.
Обстановка за столом была, как прежде… ну, может, чуточку не такая, менее искренняя, но все же, все же…
Художник увидел ее, едва она вошла в бар. Она остановилась на пороге и осмотрелась. Ее безразличный взгляд скользнул поверх голов, лишь на миг зацепившись за внезапно побледневшего от какого-то предчувствия Олега, который слегка привстал. Затем она прошла к стойке бара, где села на высокий круглый стульчак и что-то себе заказала.
С этой минуты бар для Олега стал пустым. Вокруг мельтешили какие-то полупрозрачные тени, Хрестюк начал читать свои новые стихи, но его слова доходили до художника словно сквозь толщу воды и звучали глухо и невыразительно, а светильники начали мерцать как звезды, освещая своим холодным неземным светом только ее.
Кто она? – вопрошал сам себя Олег. И по дорогой одежде, купленной явно не на вещевом рынке, и по поведению девушки было видно, что она – не путана. Ей уже минуло немало лет, где-то около тридцати; возраст натурщиков художник определял с большой точностью.
Это женщинам только кажется, что различные косметические ухищрения и подтяжки кожи лица делают их моложе. Приятное во всех отношениях заблуждение. Пусть их.
Но человека проницательного, в особенности художника, которому довелось сделать сотни рисунков живой натуры, трудно провести. Одна маленькая морщинка на все еще точеной, «лебединой», женской шее может рассказать ему многое, и даже подчищенная дата рождения в паспорте не сможет поколебать мнение специалиста.
Что она забыла в баре, который ну никак нельзя было назвать популярным и престижным среди состоятельных горожан? Эта мысль не давала Олегу покоя. И почему она одна…
Девушка была красива. Но не той броской красотой, на которую так падки глянцевые журналы или различные конкурсы красоты, а какой-то домашней, мягкой и светлой. Да и ее параметры не подходили под общепринятые стандарты.
Она была невысокого роста, но фигуристая. Черные волосы девушка заплела в короткую толстую косу и перевязала алой шелковой лентой. Но особенно поражали ее ножки. Они были совершенной формы. Такие ноги имели древнегреческие богини, изваянные в мраморе.
К глубокому сожалению и недовольству художника, девушка привлекла не только его внимание. Пока он пребывал в некотором замешательстве, заключавшемся в вечном вопросе русских интеллигентов «что делать и как быть?» – подойти к ней прямо сейчас или чуть позже, девушку окружили несколько парней, наперебой предлагая ей свою компанию.
Она вежливо отмахивалась, погруженная в невеселые мысли (судя по несколько мрачноватому выражении ее миловидного личика), но парни не отставали. Особенно вел себя напористо один из них, крутолобый здоровяк с характерным бритым затылком. Раньше в баре Олег его не видел.
Но девушка на уговоры не поддавалась. Она упрямо крутила головой и говорила «нет». Тогда совсем потерявший голову здоровяк схватил ее на руки и под гогот приятелей понес к своему столику.
Увидев это, Олег вскочил, кипя праведным гневом, но его придержал за рукав Прусман, который исподтишка наблюдал за художником.
– Не лезь, остынь, – сказал он с нажимом. – Я знаю этих отморозков. Им человека зарезать, что тебе стакан воды выпить.
– Пусти!
– Не чуди, Олег. Это гораздо серьезней, чем ты думаешь. Будет драка, а потом и другие неприятности. Кулаками махать – это не наш профиль. Ты ведь знаешь выражение «кто на что родился»? То-то. В лучшем случае тебе ребра и нос сломают. А в худшем… – Прусман изобразил на пальцах какую-то каббалистическую фигуру. – Изыди, нечистый! В худшем придется нам идти на поклон к Злотнику. Чтобы он организовал прощание с известным всему миру членом нашего союза по высшему разряду.
Пришлось Олегу, скрепив сердце, сесть на место. Тем более, что и остальные собутыльники, даже не вникнув в суть дела, схватили его за полы.
– А ну вас!… – сказал он в сердцах и одним махом выпил рюмку коньяка.
Тем временем история получила неожиданное продолжение. Девушка вдруг перестала сопротивляться и даже заулыбалась, и удовлетворенный верзила разжал свои объятия и поставил ее на ноги. Он думал, что чернавка сядет за стол. Но не тут-то было.
Едва освободившись от его медвежьего захвата, она вдруг сильным и точным ударом вогнала острый носок своей туфли прямо ему в промежность. От дикой боли парень согнулся пополам, замычал, как раненый бык на бойне, и словно подкошенный рухнул на пол.
А затем девушка схватила со стола пустую бутылку из-под водки, отбила у нее донышко и весьма решительно продемонстрировала ошарашенной компании образовавшуюся в итоге смертоносную «розочку».
– Ничего себе… – Изумленный Прусман хотел еще что-то добавить, но лишь резко закрыл рот, при этом щелкнув зубами.
– Какая девушка! – восхищенно сказал Вавочкин, от возбуждения ерзая в кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91